Мегрэ колеблется
Шрифт:
— А теперь?
Гюс только пожал плечами.
— Теперь я и сам не знаю…
— Кого же, по-вашему, я должен арестовать?
— Никого.
— Вот как? А что же мне тогда делать?
— Вам виднее. Вы начальник уголовного отдела сыскной полиции, а не я!
— Могло ли убийство произойти вчера или даже сегодня в девять часов?
— Наверняка нет.
— А от чего вы хотели защитить отца?
– Снова молчание.
— Я чувствовал, что ему грозит опасность.
— Какая?
Мегрэ был убежден, что Гюс понял смысл
— Я не буду больше отвечать.
— Почему?
— Так.
И решительно добавил:
— Можете увезти меня на набережную Орфевр… Задавайте мне часами один и тот же вопрос… Наверно, вы считаете меня мальчишкой, но — клянусь — больше вы не вырвете у меня ни слова.
— Ладно, больше ничего не буду у вас спрашивать. Кстати, вам пора завтракать, Гюс.
— Сегодня можно и опоздать в лицей.
— Где комната вашей сестры?
— Тут же, в коридоре, через две двери…
— Ну, не сердитесь на меня!
— Вы выполняете свой долг…
И Гюс захлопнул за ним дверь. Немного погодя Мегрэ постучался к Бэмби. Из комнаты доносился шум пылесоса. Ему открыла светловолосая девушка в форменном платье.
— Вы ко мне?
— Вы — Лиза?
— Да, я горничная. Мы уже встречались с вами.
— А где барышня?
— Наверно, в столовой. А может, у отца или у матери. Это через площадку, на другой половине.
— Я знаю, где это. Вчера я был у мадам Парандон.
В открытую дверь он увидел столовую. Стены, доверху обшитые деревянными панелями. На столе, за которым могли бы сесть человек двадцать, — всего два прибора. Сейчас сюда пожалуют Бэмби и Гюс и сядут на свои места, отделенные друг от друга белой равниной скатерти. Им будет прислуживать Фердинанд в белых перчатках.
По пути Мегрэ приоткрыл двери кабинета Парандона. Тот все так же сидел в кресле. Около него на сервировочном столике — бутылка вина, стакан и несколько бутербродов. Адвокат не шевельнулся. Может, даже не услышал, как открылась дверь. Солнечный свет падал на его макушку, и издали казалось, что она лысая.
Комиссар прикрыл дверь, нашел коридор, по которому проходил вчера, и дверь в будуар. Оттуда доносился незнакомый ему пылкий, трагический голос. Слова были невнятны, но в тоне чувствовалась неудержимая страстность.
Мегрэ резко постучал. Голос умолк, и через секунду дверь открылась, и перед ним выросла девушка. Она еще тяжело дышала, глаза у нее сверкали, ноздри раздувались.
— Что вам нужно?
Мадам Парандон все в том же голубом пеньюаре стояла, повернувшись к окну, чтобы скрыть от комиссара свое лицо.
— Я — комиссар Мегрэ.
— Так я и думала. Ну и что?… Имеем мы право располагать собой в своем доме?
Не красавица, но очень привлекательная, хорошо сложена… Строгий костюм и — вопреки моде — волосы связаны лентой.
— Мне хотелось бы, мадемуазель, до завтрака немного поговорить с вами.
— Здесь?
Он заколебался, увидев, как вздрогнули плечи у матери.
— Необязательно… Где вам угодно.
Бэмби вышла из будуара не оглянувшись, закрыла за собой, дверь и спросила:
— Куда пойдем?
— Может быть — к вам? — предложил он.
— Там Лиза убирает.
— Тогда в какую-нибудь другую комнату.
— Все равно.
Ее враждебность вовсе не относилась к Мегрэ. Скорее всего, это было общее душевное состояние. Теперь, когда ее пламенную речь прервали, нервы девушки сдали и она вяло шла за Мегрэ.
— Только не к… — начала она.
— Разумеется, не к мадемуазель Ваг. — Они отправились в кабинет Тортю и Бода — те ушли завтракать.
— Сядем, мадемуазель Бэмби… Вы видели вашего отца?
— Я не хочу сидеть.
Она трепетала от возбуждения и не могла спокойно сидеть на стуле.
— Как вам угодно…
Он тоже не сел, а прислонился к столу Тортю.
— Я спросил: видели ли вы отца?
— С того момента, как вернулась, — не видела.
— А когда вы вернулись?
— В четверть первого.
— От кого вы узнали?
— От швейцара.
По-видимому, Ламюр подкарауливал обоих — Бэмби и Гюса — чтобы первым сообщить о происшествии!
— Ну, а дальше?
— Что — дальше?
— Что вы делали?
— Фердинанд хотел что-то сказать мне, но я не стала его слушать и пошла прямо к себе.
— А у вас была Лиза?
— Да. Убирала ванную. Из-за того, что случилось, все в доме делается с опозданием.
— Вы плакали?
— Нет!
— У вас не появилось желания поговорить с отцом?
— Может быть… Не помню… Во всяком случае, я не пошла к нему.
— И долго вы оставались у себя в комнате?
— Я не смотрела на часы… Наверно, минут пять или чуть больше.
— И что вы делали?
Она нерешительно взглянула на Мегрэ. Видимо, в этом доме было так принято — все они, прежде чем ответить, обдумывали свои слова.
— Смотрелась в зеркало.
Сказано вызывающе. Эту же черту он обнаружил и у других членов семьи.
— Почему же так долго?
— Сказать откровенно, да? Ладно, буду говорить начистоту. Мне хотелось выяснить, на кого я похожа.
— На отца или на мать?
— Да.
— Ну, и что же вы решили?
Она вся напряглась и резко бросила:
— На мать.
— Вы что, ненавидите свою мать, мадемуазель Парандон?
— Вовсе нет. Мне даже хотелось бы поддержать ее. И я пыталась…
— Поддержать — в чем?
— Вы думаете, что таким образом можете добиться чего-нибудь?
— О чем это вы?
— О ваших вопросах… О моих ответах…
— Я стараюсь понять…
— Вы провели в нашей семье всего несколько часов и надеетесь понять, как мы живем? Не подумайте, что я враждебно к вам настроена, но я ведь знаю, что вы с понедельника рыскаете по всему дому…