Механик
Шрифт:
И он болен.
У него диабет второго типа, и ему постоянно требуется медицинское наблюдение. А, учитывая его рассеянность и безразличие к окружающему, в том числе к собственному здоровью, следить за тем, как он исполняет предписания врача, приходится либо мне, либо Наталье.
После кино я веду своих девочек в новое тематическое детское кафе, где можно съесть пирожное, устроившись на палубе затонувшего корабля или в шлюпке, плавающей в бассейне, оформленном под озеро.
– Я в эту штуку
Лично я даже минуты не сомневалась, что она выберет именно ее. Это же Марго… Она не знает полумер.
Устраиваю Наташу за обычным столиком и, мысленно хваля себя за решение пойти в джинсах, лезу по веревочной лестнице вслед за моей пираткой на самый верх.
– Мам! А сейчас пираты существуют? – с придыханием, восторженно глядя вокруг, спрашивает Марго.
– Нет, вряд ли…
– Жаль… Я бы хотела быть пиратом, как Джек Воробей!
О! Это мне известно! Это мы проходили еще в прошлом году, когда она с Темкой посмотрела этот фильм у него дома. Она полгода потом ходила в шляпе этого пирата, иногда даже в детском саду.
Съев по пирожному с изображением «Летучего Голландца», мы выдвигаемся обратно. Наташа, сетуя на свою усталость, направляется домой, а мы с дочерью остаемся на детской площадке. Марго тут же теряется в цветных лабиринтах, а я, вытянув уставшие ноги, устраиваюсь на скамейке.
Не выпуская из вида светлую макушку, листаю новостную ленту. Ничего нового и интересного. Гашу экран и уже собираюсь убрать телефон в сумку, как он внезапно начинает звонить.
«Наташа» светится на табло, но у меня внутри почему–то все сжимается от страха. Неясная тревога заставляет сердце ускорить свой ритм.
– Да?..
– Аня… – взволнованно звучит ее голос.
– Что случилось?! Папа?..
– Нет… Аня, тебя тут ищут…
– Кто?..
Мне уже и ответа ее не нужно, я физически чувствую его присутствие. Быстро оглядываюсь вокруг, пока не натыкаюсь взглядом на высокую фигуру в черной футболке и светлых джинсах.
– Я… не уверена… – лепечет голос Наташи, – но мне кажется, это отец Риты…
Какого черта он здесь забыл?!
Вжав телефон в ухо, расширившимися от ужаса глазами наблюдаю, как он приближается ко мне.
Бежать!!! Сейчас же!
– Аня… – зовет в трубке Наташа.
– Эээ… нормально все… потом поговорим…
Соскакиваю со скамейки, в панике отыскивая глазами дочь, но ее, как назло нигде не видно. А он все ближе. В нос ударяет его запах, а в уши проникает его низкий голос.
– Анна…
– Что?! – подскакиваю на месте, – зачем ты пришел?!
– Поговорить…
Шаря глазами по площадке, я все еще не могу заставить себя посмотреть на него.
– О чем же?..
–
– Передумал?..
– Да, – твердо говорит он, – я не хочу, чтобы ты организовывала мою свадьбу.
Дергаюсь, как от пощечины и резко поворачиваюсь к нему.
Почему мне так обидно?..
– Без проблем! Ищите другого агента!
– Я хочу, чтобы ты сама сказала это Веронике… – сощуривает Матвей глаза, – сама отказалась от нас…
– Что? – выдыхаю, даже не стараясь скрыть своей ошарашенности, – Я?.. Ты хочешь избавиться от меня моими же руками?!
– Я оплачу неустойку…
– Да иди ты со своей неустойкой, знаешь куда!.. А репутацию мою как ты восстановишь?.. Что обо мне подумает твоя Вероника?.. А? И что расскажет своим знакомым?!
– Сказал же, все возмещу! – рычит он, продолжая давить тяжелым взглядом.
– Ты такой интересный, Соболев! Нагадив, снова хочешь остаться чистеньким?
– Я, нахрен, просто не хочу лицезреть тебя в самый счастливый день моей жизни!
Еще один плевок в лицо. Мерзавец!
Держусь из последних сил. Плевать! На деньги, репутацию и хорошее отношение ко мне Вероники.
Пусть катятся, куда хотят! Говорят обо мне, что хотят! Пусть просто свалят в горизонт!
Оба.
– Мам! – доносится звонкое из–за моей спины и я, мгновенно каменея, смотрю в глаза Матвея.
Он тоже замирает, несколько долгих секунд сверлит меня взглядом, а затем, наклонив голову в бок, заглядывает за мою спину.
Перестаю дышать, наблюдая, как с его лица сходит краска.
– Мам, – дергает дочь за кофту, – у меня лейкопластырь отклеился…
Он все понял.
Узнал ее с первого взгляда.
Как в замедленной съемке поворачиваюсь к Рите и вижу, как, закинув ногу на скамейку, она указывает пальцем на коленку.
– Вот!
Действительно, пластырь кислотно–зеленого цвета наполовину отклеился, обнажив подсыхающую ранку.
Боже… Я же говорила… Сотню раз говорила ей, что эти цветные пластыри полный отстой! Их хватает не дольше, чем на пару часов.
Почему она меня не послушала?! Почему она всегда все делает наперекор?!
Если бы приклеили нормальный пластырь, он бы не отвалился, и этой встречи не произошло!
На автомате достаю из ее рюкзачка антисептический ролик, влажную салфетку и новый НОРМАЛЬНЫЙ пластырь.
Трясущимися руками обрабатываю ссадину и по новой ее заклеиваю. Дочь притихла. Держась за мое плечо, в открытую разглядывает Матвея.
А он, по всей видимости, ее…
– Здрасти… – наконец, говорит она.
Фигура позади меня отмирает и, прочистив горло, отвечает:
– Привет…
– Нам пора, – едва ли не выкрикиваю я, хватая дочь за руку.
– Как тебя зовут?