Меховой интернат
Шрифт:
Глава третья. АВСТРАЛИЙСКИЙ ПЛЮМБУМ-ЧОКИ
В этот раз в электричке Люся держалась солидно и строго. У нее уже был немного учительский вид. Один сельский первоклассник даже потянулся ей место уступить. Но потом спохватился, сел и в знак протеста стал рассматривать потолок.
На станции Интурист погода была на "отлэ". Краски сгущенные, сочные. Недоеденное объявление было заменено новым, некусаным. Но неразборчивым.
Продается трехместная новая байдарка. Там же имеется породистая
"Ничего себе, — удивилась Люся. — Разве бывают охотничьи чайки? И на кого они охотятся? На лягушек? На рыб? А что это за бес в хорошие руки? У меня руки хорошие, возьму беса. А еще лучше бесенка. Интересно, как он выглядит?"
Дачный поселок дымился одинокими пенсионерскими кострами. Пожилые люди сжигали осенний мусор.
… Интернатники ликовали. Увидев Люсю, они шмыгали по участку отдельными личностями и клубились у окна в класс целым коллективом. Дир сейчас был не дир, а "двор", то есть дворник. Он с метелкой в руках воевал с травой и листьями. И жег костер.
— Здравствуйте, — сказала Люся.
— Здравствуйте, уважаемая сотрудница.
Люся взяла светский беседовательный тон:
— Осень. Хлопотное время для садовода.
— При чем тут садоводство? — удивился дир. — Это я варенье варю.
— Наверное, у вас ягод много. Пропадают.
— Ягоды? — удивился дир. — Я овощное варенье варю. Помидорно-капустное.
— Это входит в ваши обязанности как дворника или как директора?
— Как врача.
— Почему как врача?
— Потому что матушка Зюм-Зюм заболела. Ее надо лечить.
Люся разглядела ведро на костре и белый халат на Меховом Механике.
И учуяла запах потрясающего капустного варенья с помидоровым уклоном.
— Матушка Зюм-Зюм — это наша кормилюндия. Ее надо ставить на ноги, а у меня ни одного хендрика нет. Не пришли еще.
"Оказывается, хендрики ходят! — отметила про себя Люся. — Наверное, они вроде цыплят". Вслух она сказала:
— Извините, дир. Меня уроки ждут. Бумажный Получальник в кабе? В кабинете?
— Он в главном управлении Получальников на проверке. Возьмите Большой Вафельный Отметник.
— А как им пользоваться? — спросила девочка.
— Очень просто. Он сделан из вафли. За каждый правильный ответ можно давать учащемуся грызть. Чем лучше ответ, тем больше можно откусить.
— Они ж его сразу съедят.
— Вы не давайте. Он разделен на квадратики, как шоколад. За пятерку пять квадратуриков. За четверку — четыре. За двойку — только понюхать давайте, а кусать нельзя. Те, которые нанюхаются, очень хорошо потом учиться начинают.
Люся прошла в директорскую, взяла Вафельный Отметник и потянула за шарик начинальника.
При ее появлении в классе интернатники встали на передние лапы. От радости они махали задними лапами и раскачивались.
Люся посмотрела на часы и сказала:
— Блюм.
Класс радостно рухнул. Но тишины не было. Кто-то тихо барабанил лапами, кто-то урчал, кто-то колотил по скамейке хвостом.
— Что это значит? — спросила Люся удивленно. — Почему шум?
— Это мы вам радуемся! — сказал щекастый Бобров.
— Спасибо! Я тоже рада вас видеть. Но при этом я не стучу хвостом по столу и не рычу. Нужно учиться выражать свою радость по-другому. Если вы от радости зарычите на человека, он насторожится. Испугается и убежит. Надо улыбаться. Вот так.
Люся показала, и все интернатники сделали "вот так". Получилась просто жуть. Столько зубов, один острее другого! И все оскалены для показа. Особенно старался Сева Бобров. Он выставил все свои зубы, как будто собирался перегрызать колючую проволоку.
— Нет, — сказала девочка. — Так получается еще хуже. Не только простой прохожий, милиционер испугается. При улыбке надо уголки рта поднимать вверх.
Интернатники попробовали.
— Уже лучше. Сняли! А теперь продолжаем занятия. Я прошу подойти к доске… вас, — попросила она бурундукового подростка с задней парты, соседа муравьеда Биби-Моки.
Тот подошел застенчиво-развязной походкой, держа лапы за спиной.
— Возьмите мел, уважаемый интернатник, и напишите, как вас зовут.
Бурундучок написал:
БУРУНДУКОВЫЙ БОРЯ.
— Хорошо. А теперь напишите, сколько вам лет.
Боря показал ей лапки. Черные когтистые ладошки.
— Ты хочешь сказать, что тебе десять лет? — спросила Люся.
Боря опустил нос вниз.
— Он хочет сказать, что ему нечем писать, — встрял зубастый Сева
Бобров. — Он мел съел.
— Это от хулиганства? — спросила Люся.
— От застенчивости. И от того, что он растет.
— Что же мы будем делать? — растерялась девочка.
— Давайте в валилки играть! — завопил Кара-Кусек. — Или в скакалки.
"Не иначе наокуркился", — опасливо решила Люся. И сказала строго:
— Ни в какие валилки мы играть не будем. Мы продолжим занятия. У кого есть мел?
— У меня, — встал черноносый игластый ежик с первой парты. — У меня в спальне. Можно я принесу?
— Хорошо. А Бурундуковый Боря сейчас расскажет нам стихотворение.
Ежик, гремя иголками, ринулся за мелом, а Боря спросил:
— Про любовь можно? — и опустил нос под мышку.
Люся сказала, что можно. Боря стал читать:
Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестныйВсё.
— Где же здесь про любовь? — спросила Люся.
— Про любовь дальше.
— Ты и прочитай дальше.
— А я дальше не помню. Я могу это еще раз прочитать. Можно?
— Можно. Читай.
И Боря еще раз с тихим удовольствием прочел: