Мелкие боги
Шрифт:
— Теперь это уже без разницы, — махнул рукой Симони.
Его вялый голос заставил Бедна посмотреть туда, куда смотрела вся толпа.
Он увидел еще одну железную черепаху — точный макет, установленный над решеткой из железных прутьев, на которой пара инквизиторов разводила огонь. А к спине черепахи был прикован…
— Кто это?
— Брута.
— Что?!
— Я понятия не имею, что произошло. Он ударил Ворбиса… Или не ударил. Или сказал ему что-то. В общем, привел того в бешенство.
Бедн бросил взгляд в сторону храма. Бритый череп дьякона ярко блестел на солнце, выделяясь среди грив и бород церковных иерархов, что толпились в замешательстве в храмовых дверях.
— Надо срочно что-то предпринять, — решительно промолвил Бедн.
— Но что?
— Можно взять штурмом лестницу и спасти его.
— Их значительно больше, чем нас, — возразил Симони.
— А когда их было меньше? Не могло же их число словно по волшебству увеличиться?
Симони взял его за руку.
— Ты ведь философ, верно? — спросил он. — Вот и размышляй логически. Посмотри на людей!
Бедн оглядел толпу.
— Ну и что?
— Происходящее не нравится им, — объяснил Симони. — Послушай, Брута в любом случае умрет. Но если он умрет вот так, как сейчас, это будет иметь очень важное значение. Люди могут не понимать, действительно не понимать, форму вселенной и всякие прочие премудрости, но они будут помнить, что Ворбис сделал с живым человеком. Согласен? Неужели ты не осознаешь, что смерть Бруты станет символом? Мы получим его наконец — тот символ, в котором так нуждаемся!
Бедн смотрел на такого далекого Бруту. С паренька сорвали всю одежду, кроме набедренной повязки.
— Символ, значит? — переспросил он. В горле у него резко пересохло.
— Он просто обязан им стать.
Дидактилос как-то назвал этот мир очень забавным местом. Он был прав… Человека намереваются живьем зажарить, но ради соблюдения приличий оставляют ему набедренную повязку. В таком мире, если не смеяться, можно сойти с ума.
— Да, — кивнул Бедн, повернувшись к Симони. — Теперь я точно уверился, что Ворбис — это зло. Он сжег мой город. Цортцы иногда тоже так поступали, а мы в ответ сжигали их города. Это была самая обычная война. Часть истории. Он врет, обманывает, рвется к власти и делает это только ради себя. Но так поступают многие. А в Ворбисе… Знаешь, что в нем самое страшное?
— Конечно, — ответил Симони. — Это то, что он делает с…
— Самое страшное — это то, что он делает с тобой.
— Как это?
— Он превращает других людей в свои копии.
Симони сжал его руку словно тисками.
— Ты говоришь, что япохож на него!
— Ты как-то сказал, что с готовностью убьешь его, — напомнил Бедн. — А теперь ты даже стал думать, как он…
— Значит, штурм, говоришь? — хмыкнул Симони. — Ну, на нашей стороне человек четыреста. Итак, я подаю знак, и несколько сотен атакуют несколько тысяч? Он умрет, умрет в любом случае, и мы тоже умрем! Но ради чего?
Лицо Бедна посерело от ужаса.
— И ты не знаешь?!
На них уже стали коситься.
— Ты действительно не знаешь?! — воскликнул он.
Небо было голубым. Солнце еще недостаточно поднялось, чтобы превратить небеса в привычную для Омнии медную чашу.
Брута повернул голову в сторону небесного светила. Оно парило над горизонтом, но, если верить теории Дидактилоса касательно скорости света, на самом деле оно уже клонилось к закату.
На солнце наползла круглая голова Ворбиса.
— Что, жарковато, а, Брута? — поинтересовался он.
— Тепло.
— Скоро будет еще теплее.
В толпе возникли какие-то беспорядки. Раздались крики. Ворбис не обратил на них внимания.
— Ты ничего не хочешь сказать? — спросил он. — Неужели ты даже не способен кинуть мне в лицо какое-нибудь проклятие?
— Ты никогда не слышал Ома, — прошептал Брута. — И никогда не верил. Ты никогда, никогда не слышал его голоса. Это было обычное эхо, гуляющее в твоей голове.
— Правда? Но я — сенобиарх, а ты будешь сожжен за предательство и ересь. Ну и что, помог тебе твой Ом?
— Справедливость восторжествует, — сказал Брута. — Если нет справедливости, значит, нет ничего.
Он вдруг услышал слабый голосок — слишком слабый, чтобы можно было разобрать слова.
— Справедливость? — переспросил Ворбис. Мысль о справедливости, казалось, привела его в бешенство. Он повернулся к толпе епископов. — Вы его слышали? Он говорит, что справедливость восторжествует! Но Ом уже вынес решение! Через меня! Вот она, справедливость!
На солнце появилась точка, которая становилась все больше, быстро приближаясь к Цитадели. «Левее, левее, выше, выше, левее, правее, немного левее…» — приказывал чей-то голосок. Металл под Брутой становился все горячее.
— Он идет, — промолвил Брута.
Ворбис махнул рукой в сторону величественного фасада храма.
— Вот это построили люди, — сказал он. — Мы его построили. А что сделал Ом? Идет, говоришь? Пусть приходит! Пускай рассудит нас!
— Он идет, — повторил Брута. — Бог идет.
Люди со страхом посмотрели вверх. На какой-то краткий миг весь мир затаил дыхание и стал ждать, несмотря на весь накопленный опыт, какого-нибудь чуда.
«Чуть левее и выше, на счет три. Раз, два, ТРИ…»