Мелодия древнего камня
Шрифт:
– Прости, Егорушка! Спасибо тебе за дочку!
Раздался звонок в дверь.
– Иди, открывай, это твои мужчины за вами приехали. Как только ты позвонила мне, я сообщил твоему мужу, что ты выписалась и едешь ко мне.
На пороге стояли Святослав с огромным букетом и улыбающийся Виталий.
Николь бережно взяла спящую дочку на руки, Виталий помог им сесть на заднее сиденье машины, и они поехали домой.
Вероника проснулась
– Девочка моя родная, наконец-то я увидела тебя. Как я скучала!
Вероника в ответ приветливо улыбнулась. Ника не показала своего удивления, что глазау неё были разного цвета – один зелёный, а другой – голубой. Но вскоре домашние привыкли к такой особенности и не стали обращать внимания.
Николь думала о том, что, когда Веронике придётся идти в сад и в школу, дети начнут дразнить и издеваться над ней – ведь она не такая, как все. Она вспомнила своё детство и решила не отдавать Веронику в сад, а сразу отправить в школу, чтобы к шести годам можно было поставить ей линзы, сделав глаза одного цвета.
Была ещё одна проблема. Вероника после травмы хромала на правую ногу. Для девочки это было серьёзным дефектом и тоже с возрастом могло вызвать насмешки детей.
Николь объездила с малышкой опытных ортопедов. Все они в один голос заявили, что оперировать ногу можно не раньше, чем, когда девочке исполнится пять лет.
После черепно-мозговой травмы Нике запретили оперировать. На восстановление ушло два месяца и Николь, уже получившая диплом рефлексотерапевта, была приглашена в современную, хорошо оборудованную клинику нейрохирургии. Первое время она присутствовала на операциях – хирургия оставалась её призванием. Но количество больных, требующих помощи, неуклонно росло – слух о её даре и волшебных руках, снимающих боль, распространялся стремительно. Очереди из сотрудников и послеоперационных тяжёлых больных, обездвиженных после травмы позвоночника, увеличивались.
Сомнамбулизм. Ника уже забыла, что это такое. Но после серьёзной черепно-мозговой травмы зов Луны, вечный зов, который нельзя перерасти, от которого нельзя избавиться, вернулся. Иногда она ложилась спать в пижаме, а просыпалась в спортивном костюме и кроссовках. Иногда она брала новую книгу и понимала, что её уже читала. Это было страшно, потому что состояние не подлежало контролю, было опасно для жизни. Она была вынуждена постоянно бороться с ночными кошмарами, болью, страхом. С тем, что жило внутри неё.
Время шло, перетекало из весны в лето, из лета в осень, стучало в окно дождями, ветрами, кидало в лицо ржавые листья, а сердцем Николь по-прежнему владел единственный мужчина – Эмиль.
Эмиль начал свою карьеру певца стремительно, заключая контракты, в которых стояли суммы с пятью нулями. Он чувствовал, что это только начало. «Скоро весь мир будет у моих ног. Только принесёт ли мне это счастье и душевный покой?», – в сомнениях размышлял молодой певец.
Успех Эмиля лежал в его природном даре – необыкновенном голосе, в его тембре. У Эмиля был баритон. А ведь именно мужской баритон является королем вокала, хотя до сих пор во всем мире держится стойкое и ошибочное мнение, что главным голосом является тенор. Дело в том, что именно баритон обладает той бархатистостью, силой, мощью и сочностью, которая не присуща другим голосам. Такие великие тенора-бельканто, как Энрико Карузо и Марио дель Монако были владыками масс именно благодаря тому, что они обладали драматическим тенором (предельно низким тенором), который чрезвычайно редко встречается в природе. Даже бас становится фантастическим, как, например, у Ивана Реброва, только в том случае, если он тяготел к баритону. У Федора Шаляпина был бас-баритон, что и позволило ему стать великим певцом. Чистым басам это, как правило, не удается.
Баритон вызывает у человека максимальный душевный отклик. У Эмиля был не просто баритон, но именно тот, который даёт активный резонанс в человеческом организме. И это чрезвычайно редкое явление, природный дар, который слышат все. Мы часто не осознаем, что какие-то звуковые волны иногда приходят в некое соответствие с нашими внутренними ритмами, а это в свою очередь вызывает необъяснимое наслаждение. Даже обычная музыка, будь то фортепианная или оркестровая, воздействует слабее, чем вокал. А среди всех голосов наибольшее воздействие на людей оказывают баритоны.
Голос Эмиля ввергал людей в сферу трансцендентного и необъяснимого. Это и не удивительно. В свое время женщины на концертах пианиста-виртуоза Ференца Листа падали в обморок. А голос воздействует еще сильнее. Поэтому с бархатным баритоном широкого диапазона Эмиль Радаев был обречен на феерический успех.
Но как бы хорош голос ни был, он требует титанического труда для огранки. Эмиль хорошо понимал это, трудясь много и ежедневно, учился, в том числе и в Италии, овладев всеми премудростями бельканто. Изумительный голос и аристократическое поведение на сцене вызвали восхищение любителей бельканто всего мира.
С Эмилем, несомненно, произошли метаморфозы. Он изменился не только внешне, но и внутренне, сумев убедить себя, что лучшее в его жизни навсегда закончилось, а значит, теперь он человек без сердца. Ведь своё сердце осталось навсегда у его любимой.
Весть о скоропостижной смерти отца и замужестве Николь повергли Эмиля в шок. Выручили выступления по контракту, от которых невозможно было отказаться. Но в первый же отпуск он полетел в Баку на могилу к отцу.
Давида похоронили рядом с Айсель и с их родителями. Было начало календарной весны, но в Баку весна начиналась рано. В Москве ещё лежал снег, а южный город наполнился пением птиц, зеленью и цветущими деревьями.
Рано взошло ласковое весеннее солнце, разбудив природу и людей. Оно скользнуло по стволам и веткам деревьев, отбросив длинные черные тени на землю. Вокруг были тишина и покой. Ни шума автомобилей, ни разговоров людей, только звонкие птичьи голоса наполнили свежий утренний воздух кладбища. Легкое дуновение ветра шевелило ветви деревьев, на которых только начали распускаться цветы. Небо было ярко-голубое, по нему быстро плыли облака, будто опаздывая на важную встречу. Солнце еще стояло невысоко, но уже подсвечивало облака снизу, делая их объёмными и цветными. Пахло теплой влажной землей, свежей зеленью, ароматом первых весенних цветов.
Все выше поднималось солнце, все ярче светило, наполняя жизненной энергией землю, но не Эмиля. Он неотрывно уже несколько часов смотрел на статую Айсель. Ведь его Ника была её копией. Воспоминания жгли сердце. Душу терзали мысли о никчемности его жизни. Певец склонился на колени и коснулся губами руки мраморной Айсель, словно желая, чтобы его раскаянье, метания и любовь почувствовала Ника, когда придёт навестить мать. Теплота тонких мраморных пальцев казалась Эмилю естественной, ведь Айсель – его любимая тётя, которая была старше его всего на девять лет, и с которой он так любил играть в детстве!