Мемуары и рассказы

Войтоловская Лина

Подробнее о нём имеется информация в Интернет, например, Википедия и другие сайты.

Мать Войтоловская (Венгерова) Анна Ильинична (родилась в Украине) была музыкантом, преподавала музыку по классу рояля. Ею написано руководство по преподаванию музыки и несколько литературоведческих статей. Умерла в августе 1953 года в страданиях, не дожив до освобождения из лагерей или ссылки трех дочерей: Эллы (литературовед, специалист по наследию Аксакова и Гоголя), Адды (историк, писатель), Александры (историк, экономист), которые были репрессированы вместе с мужьями. Из мужей вернулся только Карпов Николай Игнатьевич вместе с

Аддой. Все они после реабилитации активно работали по своим специальностям.

О жизни Войтоловских, круге общения, последующих репрессиях в отношении семьи и о развитии репрессивной системы в СССР можно прочесть также в книге воспоминаний Адды Львовны Войтоловской «По следам моего поколения», написанной ею по возвращении из ссылки «на вечно» (Сыктывкар: Коми книжное изд-во, 1991), и в книге Генриха Константиновича Войтоловского – сына Александры («Взгляд на системное мореплавание: вхождение в маринистику». Москва: Крафт+. 2009. Глава 1).

* * *

Сборник «…И всю жизнь…» был опубликован в 2012 году издательством РГО. Здесь 25 рассказов. Часть рассказов – из книги «Трудная ночь», половина подготовлена к публикации самим автором, когда Л.Л. уже была прикована к постели, но после ее смерти издательство сняло сборник из плана. Вставленный рассказ Петка был опубликован в Издательстве «Сов. Писатель» в 1956 году.

Л.Л. обладала исключительной наблюдательностью. Лейтмотив ее рассказов – трудные судьбы не очень счастливых людей, любовь, семейные истории, взаимопонимание или непонимание в семьях, проблемы сиротства, одиночества, приближения старости. Война прошла по всем судьбам. Сейчас рассказы интересны тем, что отражают мир обычного, часто самоотверженного человека, выживающего в условиях советской действительности и не участвующего в очередном «победном марше» советской власти.

Автор сочувствует своим персонажам. Их судьбы отражают процесс самопознания автора. Автор как бы проживает несколько жизней, отражая в каждой другой жизни свое «Я». При чтении книги не создается ощущения безысходности, несмотря на описанные невзгоды персонажей. Рассказы написаны хорошим литературным языком, для них характерен индивидуальный стиль.

Желаю читателю найти в книге близкие сердцу слова, мысли и чувства.

Л. И. Вайсфельд

Благодарности.

Составитель книги «…И всю жизнь…» выражает благодарность профессору В. А. Кувакину за помощь при подготовке и публикации бумажного экземпляра книги и Л. К. Браккеру и А. В. Бухонину за участие в оцифровке текстов.

Моя сестра Наталия Небылицкая – ко дням рождения нашей мамы Л. Л. Войтоловской

* * *

Я помню светлый, громкий день,Пыль облаком летела.И мы с сестрой несли сирень —Лиловую и белую.Я помню двор и желтый дом,Овраг, за ним деревню,И слово странное «жилдом»,Как заклинанье древнее.И церковь справа, на горе,Облупленную, грязную,Что нам, на жизненной заре,Казалася прекрасною.Руками тонкими – плетьмиНе охватить букета.И мы с сестрой вдвоем неслиДар, сотканный из лета.

15 мая 1978 г.

* * *

Память пятнами высвечиваетпрошлое —Голубой асфальт, лиловый снег,Край стола, пылинки хлебныхкрошек,Медный привкус голода во сне.Звон цикад, и горький запах горный —В Ала-Тау травы до небес,Плач соседский дикий и покорный,Грохот, в черном небе желтыйкрест…Мы вернулись в мерзлом сороктретьем.Плакали от пустотыи стужи.Ты мечтала о тепле и лете…Пятна детства, расплываясь,кружат.Нескончаемость московскихтемных улиц,Хруст стекла вопустошенном доме,Ноги в пимах старенькихтанцуют,Смех твой, захлебнувшийсяна сломе.Тонкий и дрожащий столбиксвечкиУ лица мерцает маяком.Мы втроем молчим у жаркойпечки,И читаем письма, и поем.Снова – тьма. Но вот шинельснимаешь,Помню, как нежна твояладонь.Мы одни, ты толькоприезжаешь,Чтобы отгореть, разжечьогонь.Сгусток лет туманит,закрываетДетства разноцветныеосколки.Тот огонь поныне согревает,Он звезда моя над пропастью —у кромки.

15 мая 1979 г.

НЮРА

Нюрочкой ее звали долго, почти до сорока, за несмываемый по самые глаза румянец на круглых щеках и вздернутый нос, разрисованный яркими веснушками.

На Трехгорку она попала случайно. И вовсе не думала, когда поступала ученицей, что так и останется здесь прядильщицей на целых двадцать лет. Но ровный гул цеха, бесконечное переплетение ползущих нитей словно тянули ее за собой. Ей милы стали работа, спокойный отдых, недлинный путь из дома на фабрику, и никуда ей больше не хотелось.

Конец ознакомительного фрагмента.