Меншиков
Шрифт:
Кстати, Юст Юль и Вильбоа сгущали краски, сообщая о неумении Меншикова разборчиво написать свою фамилию. Подпись стала менее разборчивой, и буквы приобрели расплывчатость у князя только к старости, а в молодые годы он подписывался четким почерком и неизменно без мягкого знака, в то время как грамотная Дарья Михайловна иногда писала: «Дарья Меньшикова».
Существуют, кроме того, и косвенные доказательства неграмотности Меншикова: в описи личного имущества сосланного в Ранненбург князя отсутствовали письменные принадлежности, а у членов семьи они были. Наконец, в одном из писем ссыльного Меншикова в Верховный тайный совет помещена любопытная приписка, адресованная Остерману: «Ежели какое в титуле высокоучрежденного Верховного тайного совета есть погрешение, в том покорно прошу не иметь на меня гнева, понеже канцелярских служителей при мне ни одного человека не обретаетца, кроме что объявлены в реэстре копеисты из моих служителей, которые были у меня в домовой моей канцелярии. И то робята, которые
239
РГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 160, ч. 1, л. 10.
Факт этот вызвал у некоторых читателей немало сомнений – не верилось, чтобы человек, энергично насаждавший образование в России, сам не удосужился постичь грамоту. Как мог, говорили другие, неграмотный князь управлять столичной губернией, Военной коллегией и быть сенатором? Как мог светлейший, не владея грамотой, вести принадлежавшее ему грандиозное хозяйство, промыслы, заниматься торговлей и так далее?
Высказывалось также мнение, что отсутствие собственноручных писем Меншикова следует объяснять не его неграмотностью, а бытующими тогда представлениями, что вельможе держать в руках перо и сочинять послания было непрестижно, для этой цели существовали разного рода служители. В подтверждение указывалось на богатую библиотеку князя и коллекцию чертежей.
Со времени выхода в свет книги «Александр Данилович Меншиков» до завершения рукописи «Полудержавный властелин» прошло около пяти лет, в течение которых автор продолжал изучать неопубликованные источники, освещающие жизненный путь Александра Даниловича, причем самое пристальное внимание обращалось на малейшие, если не прямые, то хотя бы косвенные признаки грамотности Меншикова. Успех не сопутствовал, никаких автографов князя, кроме его подписей, обнаружить не удалось.
Соображение о якобы непрестижности вельможе самому чтолибо писать легко отклоняется: все грамотные вельможи – Б. П. Шереметев, И. А. Мусин-Пушкин, П. А. Толстой, Ф. М. Апраксин, Ф. Ю. Ромодановский и многие другие – одни чаще, другие реже – отправляли корреспондентам собственноручные послания. Общеизвестно далее, что в эпистолярном наследии царя сохранилось немало писем, написанных им самим.
Нередко письма того времени сопровождались приписками, как правило, написанными самими авторами. К постскриптумам они прибегали либо тогда, когда ниже текста служебного содержания следовали новости или просьбы личные; либо в тех случаях, когда авторы писем не желали, чтобы деликатное содержание постскриптума стало достоянием канцелярских служителей, ведавших перепиской вельможи. Во всех письмах, подписанных Меншиковым, не говоря уже о донесениях царю, постскриптумы начертаны тем же канцелярским почерком, что и письмо. Еще один аргумент: заключительную фразу письма, предшествующую подписи, своеобразное клише: «припадая к ногам вашим», «нижайший раб» и прочие, если адресатом был царь, или «ваш покорнейший слуга и раб», если письмо отправлялось корреспонденту своего круга, автор писал собственноручно. В письмах Меншикова эти слова написаны тоже канцеляристом.
И наконец, последнее: в Походной канцелярии Меншикова сохранилось несколько книг с черновиками писем князя. Они правились не Меншиковым, а канцеляристом более высокой квалификации. Все это доказывает, что светлейший писать не умел.
Сложнее ответить на вопрос, умел ли князь читать. Велик соблазн заявить, что коль Александр Данилович имел библиотеку, приобретал книги, то делал он это ради того, чтобы их читать, а не коллекционировать. Но подобное утверждение покоится не на фактах, а на логическом построении, которое, впрочем, можно опровергнуть такими же логическими доводами противоположного содержания. Дело в том, что иметь библиотеку было модно, и стремление Меншикова иметь собственное собрание книг, возможно, было не чем иным, как данью моде. Другой аргумент – в семье Александра Даниловича были грамотные люди: Дарья Михайловна, ее сестра Варвара и дети – Мария, Александра и Александр.
Единственным неопровержимым доказательством умения Меншикова читать могли бы служить его собственноручные пометы на прочитанных книгах. К сожалению, такого рода исследований библиотеки Меншикова не велось.
Существуют единодушные свидетельства современников, что князь читать не умел. На них мы и опирались в своем утверждении о том, что грамота была недоступна князю.
Да, Меншиков был неграмотный. Но тогда возникает вопрос, как он умудрялся справляться с уймой дел, возложенных на него царем. Они относились к самым разнообразным отраслям государственного хозяйства и управления и часто требовали специальных познаний. Как он распоряжался своими многочисленными вотчинами? Наконец, почему Меншиков, при своих способностях, не мог одолеть элементарной грамоты, которую энергично насаждал в стране Петр, да и сам он, Меншиков, ему в этом активно помогал?
Подобное же недоумение возникло и у Юста Юля: «В таком великом муже и полководце, каким он почитается, подобная безграмотность особенно удивительна». [240]
Рассеять недоумение и ответить на поставленные вопросы, естественно возникающие у каждого читателя, опираясь на источники, невозможно. Не известен также ни единый упрек царя Меншикову по поводу его неграмотности. Остается ограничиться догадками. Восполняло неграмотность светлейшего прежде всего усердие многочисленных служителей, на умелость и оперативность которых он вполне полагался. Судя по характеру возложенных обязанностей, во многих случаях весьма щекотливых, один из них, Волков, принадлежал к числу самых доверенных слуг князя. В круг его забот входил контроль за «домовым приходом и расходом», личная переписка, которую Волков, как он писал, вел «со всяким охранением нашего интереса и секрета». Своим «дненощным трудом» он представлял интересы князя в следственных комиссиях, он же отправлял должность адвоката. «А паче всего, – писал Волков, – во время бывших баталий, акций и блокад неотступно при вашей светлости был, охраняя ваше здравие со всяким тщанием, и при всяких случаях служил по всякой возможности как советом, так и делом».
240
Юст Юль. Указ. соч. С. 128.
Консультант, бухгалтер, поднаторевший в распутывании кляуз стряпчий, Волков был фактически правой рукой князя, но всегда оставался в тени. Выполняя поручения светлейшего, Волков иногда входил в сношения с царем. Такое, например, случалось во время пребывания Петра за границей в 1717 году. Макаров отзывался о Волкове весьма положительно. «Я зело доволен, – писал кабинет-секретарь Меншикову, – ибо он в сих делах немалое мне придает вспоможение. Особливо же сего дня имел он благополучный час доносить его величеству о некоторых делах, о которых ваша светлость ему приказали». [241]
241
РГАДА, ф. 198, д. 737, л. 84.
Другим помощником Меншикова был Франц Вит. Круг его обязанностей тоже был достаточно широк. Он вел переписку князя с иностранными корреспондентами, посредничал в приобретении для него у иностранных купцов драгоценностей, заморских вин и цитрусовых, выступал в роли переводчика. Иногда он, по поручению князя, совершал инспекционные поездки. Так, осенью 1722 года Вит отправился проверять вдоль Невы и Ладожского озера устройство бечевника – тропы, по которой бурлаки тянули барки.
Штат помощников у Меншикова был обширен. На первом плане стояли генерал-адъютанты – в 1718 году их было два: Степан Нестеров и Иван Полянский. Ступенькой ниже шли адъютанты Федор Щербачев и Юрий Ливен. Далее следовали прапорщики Полочанинов и Ляпунов. Замыкали список лиц, находившихся в услужении князя, денщики. В списке, составленном Нестеровым в 1720 году, их значилось 29 человек: 16 денщиков Меншикову полагалось по рангу генерал-фельдмаршала, 8 – по рангу лейб-гвардии подполковника и 5 – по рангу адмирала.
В иерархии лиц, причастных к управлению делами светлейшего, особое место занимали генерал-адъютанты. Они нередко выполняли весьма сложные и щекотливые поручения князя, касавшиеся прежде всего следствий над ним – именно они представляли его интересы в следственных комиссиях. Уже одно это говорит о доверительных отношениях между светлейшим и его генерал-адъютантами; Александру Даниловичу приходилось сдерживать свой крутой нрав, мириться с промахами помощников, проявлять терпимость к ним.
Во время следствия по делу царевича Алексея друзья Меншикова, как мы помним, весьма скупо сообщали о событиях, происходивших в Москве. Светлейший, хорошо зная нравы вельмож, надо полагать, на большее и не рассчитывал. Поэтому он послал туда обоих своих генерал-адъютантов. Проходит некоторое время, а от Нестерова – ни звука. 8 января Меншиков, удивленный его молчанием, велит отправить напоминание. «Зело удивляюсь, что вы к нам ни о чем не пишете. Того ради, предлагаю вам, дабы вы впредь по всякую почту или с прилучающими скорыми ездоками к нам писали». Прошло еще восемь дней, а отеческое внушение не возымело действия. Меншиков, конечно же, недоволен, но должен был скрывать свое раздражение – и не опускаться до брани. Нестерову он выговаривает, но достаточно сдержанно, напоминая, что подобного случая ранее «никогда не сподевалось». Наконец, 23 января от Нестерова пришло обстоятельное послание. Меншиков удовлетворен и в тот же день, 30 января, отправляет ответ со словами благодарности за сведения «о всех тамошних обращениях». [242]
242
Там же, д. 107, л. 100, 107, 142.