Мент обреченный
Шрифт:
Андрей прекрасно понимал, что теперь моряку точно терять нечего и стоять в отказе он будет насмерть, как скала в Гибралтарском проливе. Ну и пусть стоит. Постоит, постоит и сядет. Даже без устрашения третьей степени.
Битый час ушел на подготовку к опознанию. Тут лучше не торопиться, мероприятие ответственное и, возможно, единственное, после которого любителя кактусов можно будет отправить в изолятор.
Андрей вызвонил молодого драйвера, договорился с дежурным следователем, нашел подсадных и понятых. Следователь почитал материал, озабоченно-критически посетовал на слабую
Водитель ждал в коридоре. Чувствовалось предэкзаменационное волнение парня, поэтому Андрей подбодрил:
– Не дрейфь, старик. Все в ажуре. Ты что, принял?
Водитель виновато опустил голову:
– Да, чуть-чуть.
– Ладно, пустяки. Главное, не стесняйся там, не будь девочкой, первый раз увидевшей… Хм, ну, понял, в общем. Уверенно, спокойно, без мандража. О'кей?
– О'кей.
Минуты две спустя Андрей пригласил драйвера в кабинет. Следователь, выполнив процессуальные формальности, предложил взглянуть на сидящих и напрячь память.
Парень взглянул не сразу, осторожно, вжав голову в плечи, будто ждал оплеухи от занесенной над ним невидимой руки. Скользнув взглядом по сидящей троице, быстро повернулся назад, к следователю:
– Нет, я никого не знаю.
– Да ты чего?! – непроизвольно вырвалось у стоящего у дверей Андрея.
– Товарищ Воронов, вы нарушаете уголовно-процессуальный кодекс, – напомнил бдительный следователь. – Опознание провожу я. Просьба не вмешиваться.
Следак склонился над бумагами, занося в протокол результат опознания. Андрей сверлил глазами драйвера. Тот сверлил затертый линолеумный пол.
На ощупь, говоришь…
Да поздно. Слово не воробей…
Просьба не вмешиваться!
– Итак, вы не опознаете никого из сидящих перед вами? Что ж, распишитесь. Вот здесь. Все, вы свободны. Спасибо, до свиданья.
Андрей не побежал догонять водителя. Просьба не вмешиваться! Кому сказано, Воронов? Не вмешиваться! Ты должен был понять это еще там, в ресторане стратегического назначения. Где тебе тонко намекнули. Сейчас еще разок намекнули.
Еще намеков желаем? Не желаем. Спасибо, до свиданья. Зачем тебе, Воронов, глаза, если они не видят очевидных вещей? Лучше бы ты ослеп.
И оглох. Лучше бы…
Андрей достал сигарету и, не произнеся ни слова, вышел из кабинета. По коридору плыла секретарша Леночка с чайником в руках.
– Андрюша, набери, пожалуйста, водички в мужском туалете. В нашем что-то с краном.
– Давай.
В сортире, благоухающем бодрящим ароматом, одну из стен, грозящую обвалом, подперли рекламным щитом «Дирола». «Оберегает вашу голову с утра и до вечера».
Андрей набрал воды, вернулся в коридор.
– Спасибо, Андрюша. Да, кстати, ты, кажется, разведен?
– Да, а что такое?
– Извини, но я тебя в список включаю.
– В какой еще список?
– Пришел приказ из управления представить в отдел собственной безопасности списки всех разведенных или разводившихся сотрудников.
– На хера?! – забывшись, ругнулся Андрей. Леночка воспитанно не заметила.
– В ходе операции «Чистые зубы» необходимо выявить морально неустойчивых сотрудников.
Андрей начал сползать по стене, словно получил удар ниже пояса. Леночка, пожав плечиками, скрылась в канцелярии. Мимо прошла серая тень отработавшего на совесть следователя, тени ворчащих понятых-подсадных, контур пышущего счастьем моряка-подводника.
У Андрея не осталось сил. Тот же фанат Херувимов вряд ли успокоился бы. Он бы бился до последнего. Колол бы и расколол драйвера («Говори, курва, кто тебя застращал!»), нашел бы свидетеля-пенсионера, случайно видевшего из окошка налет (нашел бы, нашел!), тряхнул бы поактивней морячка…
Но Андрей не фанат. Он нормальный. Вернее, среднестатический. Как все. Нет сил.
– Ты чего расселся, как нищий на вокзале? Мы из управления бригаду ждем с минуты на минуту. Обалдел?
Строгий голос замполита поднял Андрея с пола.
– Зубы почистил?
Андрей, как раненый, опираясь на стену, встал на ноги.
– Чего?
– Зубы почистил?
– Да. Еще утром.
Сгорбившись, он пошел в свой кабинет. Грицука не было, умотал по вызову в прокуратуру на собственный допрос.
Андрей упал на диван, уставился в потрескавшийся потолок. За окном смеялись дети, играя в чеченских террористов. «Теперь твоя очередь быть Басаевым! Так нечестно, я тебя первый в заложники взял!»
На подоконнике, спрятавшись за занавеску, стоял маленький глобус. Тоха все-таки раздобыл. Обидно, не пригодился земной шарик. Новый командир с высоких трибун клеймил позором своего предшественника, вызывая восхищение у прессы и населения смелостью и прямотой. Предложение (приказ) расстаться с позорным прошлым поступило (поступил) незамедлительно. Тоха ослушался (все ж платил кровные!) и спрятал школьное пособие за занавеску.
Андрей встал с дивана, подошел к окну и выкинул в форточку смятую, так и не прикуренную сигарету. Опустил глаза на глобус. Рядом лежала маленькая блестящая коробочка. Что еще за безделушка?
Пудреница. Андрей щелкнул замочком, открыл крышку. Зеркальце, тампон, пудра. Из дешевых, ларечных. «В нашем полку завелись „голубые“? Тоха, что ли, нос пудрит? Ленка забыла? Нет, она сюда сама никогда не заходит, к себе приглашает. Да и, кроме Франции, ничем морду не мажет, брезгует». Вчера безделушки не было, это точно, Андрей искал свою записную, обшарил весь кабинет, прежде чем нашел ее в кармане. Не было пудреницы! Не было!..
Опять стучит. Ой, как стучит! Андрей сжал ладонями виски. Не стучи! Заткнись, заглохни!
«Демократия залезла ко мне в постель. Насилую вчера любимую женщину…» Женщину. 20.03…
Андрей выскочил из кабинета и столкнулся с Ермаковым.
– Ермак, ты вчера в вечер молотил?
– Ну.
– Фанат в моем кабинете торпеду не шлифовал?
– Опять не прибрался? Понимаю.
– Так что?
– Было дело. Только, Андрюха, я тебе ничего не говорил. У нас ведь образцовый коллектив.