Меня нашли в воронке
Шрифт:
– Данке шён!
– кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.
– Sprechen Sie Deutsch?
– приподнял бровь сидящий.
– Я. Абер зер шлехт… Ин дер шуле Лере.
– Klar… - И тут в голосе офицера появился металл - Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?
– Эээ… Вас?
– Имья, звание, род фойск, фоенная част?
– подал голос стоящий.
– Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат.
– Лешка усердно замотал головой.
– Antworte auf die Frage!
– Отвечайт на фопрос!
– Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.
–
– уставился на него сидящий офицер.
– Тогда почьему ит. есть ф фоенный форма?
Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?
– Господин… эээ…
– Herr Hauptman!
– Хер гауптман… - Лешка внутренне ухмыльнулся - Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?
Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.
– Was fьr ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?
– С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
– Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?
– Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?
– Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут… Домой иду, в Демянск.
Немцы переглянулись.
– В Демянск?
– переспросил длинный.
– Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот… Свидетель Иеговы. Вот.
«Что я несу-то…» - с ужасом подумал Лешка.
– Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militдrform weder bei uns noch bei den Russen.
– Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
«Млять… Чего сказать-то ему?» - пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.
– Geben sie mir bitte eine Zigaretten!
Немцы переглянулись.
Тощий достал из кармана… Лешкину «Приму» и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.
– У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also… если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого - он показал «Приму» и зажигалку.
– Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?
– Ф-ф-ферштеен.
– кивнул Лешка.
Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.
– Имья, звание, род войск, военная част?
– повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.
– Я… Я не помню… Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.
– Schteit auf!
– неожиданно рявкнул в ответ тощий.
Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой «Г». И тут же колено офицера въехало ему в нос.
Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент…
– Der Schweinerne Dussel!
– пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках.
– Der regt mich auf…
Гауптман опять зевнул и подошел к окну.
Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.
– Жиф? Ничьего… скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.
– Г-г-господин…
– Feldpolizeikomissar.
«И у них комиссары есть?!» - мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.
– Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар… Я с-скажу в-в-все… - гундосо заикаясь, произнес Лешка.
– Sietzen!
– рявкнул тот в ответ.
Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:
– Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?
– Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.
– А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего…
Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.
Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.
Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли - вот только теперь он понял, что такое «кровавые сопли» - подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу…
Но больше всего хотелось жить…
Как-нибудь, но жить.
Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать…
– Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом.
– Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои «органы». Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал «огненные черти, огненные черти!». Меня волнует другое… - фельдсполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана.
– Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? «Сделано в Китайской Народной Республике». Китайской??? Но Китай воюет с Японией… Им не до мелочей. Японский протекторат? Манчжурия? Или Шаньси? Или Синьцзянь? Там черт не только ногу сломает, в этих китайских государствах… Похоже это японцы. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее… Сигареты «Прима. СССР» производства компании «ДЖ. Р. Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург» Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении.