Меня разбудил кот (сборник)
Шрифт:
Когда я увидел цветы в первый раз, потрясение было очень сильным. Посильнее, наверное, чем когда осознаёшь, что стал взрослым. А немного позже я задался вопросом: а что произойдет, если цветы отцветут? Долго бился над этой загадкой, не было у нее красивого решения. Но упорство и труд все перетрут, а упорства мне было не занимать. Что еще тут остается? Искать простым перебором. Хорошо еще, что народу в городе, где я живу, столько, что иной раз не протолкнуться. Вот и сверлил затылки всем подряд, как древний золотоискатель песок просеивал.
Нашел, конечно. Не так уж и редко они попадаются, как оказалось. Но результат меня не порадовал. Вместо шикарных пламенных
Я натолкнулся на прекрасный экземпляр, цветы были огромными, набухшими, готовыми сбросить непомерной тяжести лепестки. И я уловил в тот же миг некую силу, которая заставляла меня предпринять что-то очень важное. Я смотрел и смотрел, пока чувство не окрепло, а потом словно фотовспышкой высветилось решение.
Это был паренек одного со мной возраста. Мы стояли на остановке, ждали автобус. Привалились спиной к стене, я — чтобы удобнее наблюдать, он — о чем-то напряженно думал. Вокруг толпа, всем безразлично, а я не чувствовал ни страха, ни стеснения. Я потянулся к нему, легонько хлопнул по плечу и сказал:
— Все нормально.
Трудно было смотреть сразу и на него, и на дерево. Но мне было ясно, что должно случиться нечто важное, и я попытался увидеть все вместе. Он поднял глаза — в них уже зарождался огонек возмущения, — но замер, оцепенел, и секунду сидел неподвижно. А передо мной разыгрывалась удивительная сцена. Дерево взорвалось алыми брызгами, лепестки вспорхнули, словно птицы, и медленно стали опускаться, вальсируя и играя друг с другом. А там, где красовались роскошные цветы, уже набухали плоды, еще едва различимые, но совсем не похожие на серую муть. Будто пойманные в прозрачную оболочку частички радуги.
Паренек начал приходить в себя. Неуверенно заморгал, глядя на меня непонимающе, пытаясь спросить о чем-то. Я и рад был бы ответить, но как я мог объяснить? Я лишь знал, что поступил единственно верно. По телу разливалось блаженство, а мой небогатый жизненный опыт даже не позволял подобрать толковое сравнение для охватившего меня чувства. Сила, принуждавшая сделать этот шаг, ушла, меня ничто не держало в этом месте. Хотелось все осмыслить в тишине, в одиночестве. И в то же время было понимание, что больше от меня ничего не требуется.
Он так и не спросил меня. Весь как-то обмяк, привалился снова к стенке, но я точно знал, что передо мной совсем иной человек.
Я назвал это пробуждением. Я до сих пор не понимаю, почему это действует и как. Но я знаю, что обязан так делать всякий раз, когда мне предоставляется возможность.
После этого случая меня долго преследовала тяга к витринам. Проходя мимо, не мог удержаться, всегда бросал беглый взгляд — не появилось ли дерево в моей голове? Но факт оставался фактом — единственным человеком на свете, лишенным дерева, был я сам. Утешал себя избитыми глупостями вроде сапожника без сапог, но помогло другое. Вообразилось мне, что я, должно быть, некий инструмент для пробуждения. А если рассуждать логически, то с чего бы это инструменту задумываться о своей природе? Так я и перестал заглядываться на себя. Инструменту думать некогда, он работать должен.
Поздновато уже было, засиделись мы с пацанами в общаге. У Кольки день рождения, компания собралась небольшая, но отметили хорошо. Я привык к ребятам, до пробуждения им — как до луны, не то
Не хотелось выходить под дождь. Приятно, конечно, скрючиться на подоконнике в переполненной комнатушке, слушать в пол-уха ленивую пьяную трепотню да смотреть, как колышутся апельсиново-яркие ветви. Но деваться некуда, пора домой. Хлюпало в темноте под ногами, текло за воротник, и вспомнилось, как вот в такую же мерзкую погоду приключилось со мной одно происшествие.
Одна из непонятных для меня вещей — как связано состояние дерева с самим человеком. Они ведь все передо мной, куда ни посмотри. Но никакой зависимости. Знаю я человека, или нет. Молод он, или стар. Умен, или, как бы сказать, просто по-другому думает. Просто есть человек, и есть дерево. И если я вижу, что уже пора — меня ничто не остановит. Не могу я сопротивляться. Чем дольше это продолжается, тем сильнее ощущение, тем с большей жаждой я ищу нового случая, тем острее и сладостнее отзывается во мне эхо всплеска пробуждения.
Вот и случилось мне наткнуться на один из таких казусов, когда мозг сломаешь, а не поймешь, за что человеку такое счастье.
Добрел я тогда до родной подворотни, нырнул в темноту и сухость, даже притормозил немного, чтобы подкопить сил на последний рывок до подъезда. Почти полночь, фонарь как всегда не горит, даже не удивительно. Двор желтовато мерцал в переменчивом свете окон нижних этажей. В нашей подворотне есть странная дверь, в небольшой нише, никто не знает, куда ведет — она заперта навечно, словно заросла, не оставив швов. Я шел как раз мимо нее, как вдруг краем глаза поймал знакомое сияние. В нише стоял человек, и укрытие было бы идеальным, если бы его не выдавало дерево в крайней стадии зрелости. Я будто споткнулся на ровном месте. Секунду пялился на этот подарок судьбы, уже попав в цепкие объятия силы, помогающей мне совершать пробуждение. Сердце заколотилось, я с трудом разобрал слова:
— Шагай, куда шел!
Сказано было шепотом, резко, самоуверенно. Я никак не мог взять в толк, что от меня нужно. И, тем более, не мог сделать ни шагу. Казалось бы, знакомая ситуация. Обычно спрашивают прикурить, или как пройти в библиотеку, но чтобы заставляли уйти? Все это шевелилось где-то на задворках сознания, не влияя на мои действия, я лишь ждал момента, чтобы сделать то единственно нужное движение, или сказать слово, которое приведет к пробуждению. Я замер, как манекен.
— Слышь, придурок, чо непонятно? — Голос чуть не сорвался от возмущения. Все шло не так, как привык ожидать этот человек.
Мне уже стало ясно, что не потребуется близкий контакт, в этот раз хватит только слов. Я будто плыл в темноте к невидимой цели, как айсберг подкрадывался к Титанику, меня несло течением, в ушах гремело, виски пульсировали. Я шагнул к нему.
Из темного провала, шумно втягивая ноздрями воздух, выдвинулась мощная фигура. Хрустнули суставы сжатых кулаков. Мощные лапы сгребли меня за воротник, рванули вверх. Передо мной плыло дерево, багровые лепестки цветов уже подрагивали, готовились сорваться, если я не успею вовремя, если не пойму, что надо сделать. Если мне что-нибудь помешает. Мне грезилось, что я сам взлетаю, чтобы оказаться ближе. Я безотчетно верил силе, направляющей меня, не разбирая, что творится вокруг.