Меня зовут Шон
Шрифт:
Я услышала шум шагов и отшатнулась, ударившись запястьем об оконную раму. Кто-то шел к дому.
Нора
За последние несколько дней я изрядно узнала о Нике Томасе и возвращалась домой в бодром расположении духа. Даже купила себе небольшой подарок — так мне понравилось новое увлечение. Было на удивление освежающе наблюдать за ним с очень близкого расстояния — ежедневно в обед идти все в то же кафе, после работы посещать шумный, набитый тренажерами зал на центральной улице или прогуливаться по соседнему оленьему парку, где ему составляла компанию та женщина в плаще, — и не попадаться. Они пили кофе из стаканчиков, а я смотрела. Ник уже купил себе новый смартфон; я видела, как он смотрел
По дороге домой, объезжая сугробы на дороге, я прокручивала все это в голове, словно условия увлекательной задачки. Как же использовать эти ново-обретенные знания, чтобы получить то, чего я больше всего хочу? Конечно, следовало бы предупредить Сьюзи, что Ник узнает все, что бы она ни задумала, но как объяснить ей, откуда мне все это известно?
Когда в тот вечер я вернулась домой, «Плющ» выглядел особенно мрачно и негостеприимно. В окнах «Ивы» свет тоже не горел, и мне стало интересно, дома ли Сьюзи, а если нет, то где она. Скорее всего, опять нарывается на неприятности. Я нагнулась к горшку, под которым прятала ключ, и почувствовала, как меня черным покрывалом окутывает тоска: вопреки всему, мне нравилось бывать в городе, среди людей, света и музыки. Возможно, было ошибкой переехать сюда и жить среди безмолвия и запаха сырости, неизменно встречавшего меня в этом мрачном доме. Ключа на месте не оказалось. Пальцы скребли по земле. Я подняла глаза и с неприятным предчувствием обнаружила, что ключ торчит в замке, а дверь открыта. Может, я слишком увлеклась новой игрой и не потрудилась запереть дом? Внутри было темно и уныло, меня никто не ждал, свет не горел, и еда на плите не стояла.
Но я ошиблась, решив, что дом пуст. Когда я потянулась к выключателю, чья-то рука схватила меня за запястье. И тихий голос произнес мое имя:
— Элли…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Элисон
Февраль, два месяца спустя
Женщина, открывшая дверь «Плюща», казалась усталой, а по ее лицу разбегались бесчисленные морщинки, хотя по данным полиции хозяйке дома шел пятый десяток. И Элисон решила начать пользоваться ночным кремом, который мама подарила ей на Рождество — более непрозрачного намека не стоило дожидаться.
Когда Элисон попросила разрешения войти, женщина, некая Нора Холском, отступила в прихожую со словами:
— Конечно. Я видела, что по дороге туда-сюда ездили машины. Что-то случилось?
В доме было сыро и не очень тепло; Элисон чувствовала, как сквозит из щели под неплотно пригнанной рамой.
— Недалеко отсюда у дороги в снегу нашли труп.
— Да? Какой ужас. Чаю?
— Э… нет…
— Пожалуйста, с молоком и две ложечки сахара.
Элисон гневно посмотрела на Тома, который ее перебил. Тот пожал плечами. Он был готов на все ради дневной порции кофеина — обычно он выпивал не меньше четырех чашек кофе и съедал как минимум пару шоколадных батончиков из автомата в участке. Элисон от чая отказалась.
Нора засуетилась, принесла чайник, достала бутылку молока с плавающими в ней комочками. Элисон с ухмылкой посмотрела на Тома.
— Миссис Холском… Миссис — верно?
— Мисс, — ответила та с поразительной твердостью.
— Простите, мисс. Я должна спросить: не видели ли вы чего-нибудь подозрительного? Или, может, слышали? Скрип тормозов, неровный ход автомобиля?..
Они рассматривали две версии: тело выкинули из фургона или салона машины, или, напротив, кто-нибудь прямо тут сбил пешехода. Как еще труп мог оказаться в таком месте, на этой редко используемой сельской дороге?
— Нет, ничего такого. Бедняга. Это мужчина или женщина?
Элисон переглянулась с Томом — нет ли подвоха в вопросе?
— Пока не могу сказать. Мисс Холском, можно расспросить вас о соседях? Николас и Сюзанна Томас, верно?
— Он Томас. Она Мэтьюз. Они поженились, но сами знаете, как иногда бывает.
— Понятно, — Элисон сделала пометку, а Том принялся пить чай, ничуть не смущаясь подкисшего молока. — Не знаете, они уехали? Похоже, дома никого нет. В прихожей целая куча почты. Может, они в отпуске?
Нора поморщилась, потирая одну потрескавшуюся ладонь о другую. Чай она себе налила, но пока к нему не притронулась.
— Боюсь, я не знаю. Мы не особо близки.
— В самом деле? Вас здесь всего трое!
— Он много работает. Сьюзи я иногда вижу, и мы просто здороваемся.
Это было совсем некстати. Их коллеги-полицейские уже установили, что Ник Томас не вышел на работу в местном совете после Рождества, но за несколько недель до этого он брал длительный больничный, и коллеги полагали, что он все еще серьезно болен гриппом или восстанавливается после болезни.
Что же касается его жены, то она, похоже, никуда не ходила и ни с кем не встречалась. На нее попытались выйти через мать, но та оказалась в кругосветном круизе, и связаться с ней не было никакой возможности.
— Простите, больше ничем помочь не могу. Надеюсь, вы узнаете, кто это, — сказала Нора, провожая их до двери.
Уже у самого выхода Элисон вздрогнула от неожиданного звука. Детский плач? Где-то в доме захныкал ребенок.
— О, простите, — улыбнулась Нора, и ее лицо стало мягче и привлекательнее. — Простите, мне нужно к ней.
Элисон шагнула за порог и словно нырнула в озеро с ледяной водой.
— Не думал, что у такой могут быть дети, — заметил Том. — А она не старовата?
— Теперь и в пятьдесят рожают, — проворчала Элисон. — Давай. Возвращаемся в участок, тут нам больше ничего не светит.
Элинор
Декабрь
Мы всегда думаем об именах как о чем-то постоянном, неизменном. Помню, в «Суровом испытании» был персонаж, который, крича, что имя — все, что у него есть, отправлялся за это на смерть. Но это не так. На протяжении жизни можно примерить на себя множество имен. Женщине это проще проделать — просто выйди замуж, забудь свою прошлую жизнь, потом начни использовать прозвище, и не успеешь оглянуться, как станешь совсем другим человеком.
На меня вешали самые разные ярлыки. Мать называла меня Элинор — крутое сильное имя, подходящее для такой женщины, какой она хотела меня видеть. Когда я сбежала, то избавилась от него и стала Элли — милой и легкомысленной. На концертах я была Елена Ветриано — это имя я придумала по названию итальянской улицы, и оно очень подходило темноволосой красавице, в которую я превратилась. Я притворялась, будто в моем происхождении было что-то более экзотичное, чем английская деревня. Художники, писатели — им всем сходят с рук псевдонимы, хотя для других людей это считается признаком хитрости. Муж тоже называл меня Элли. Элли-красотка. Теперь я стала Норой Холском — по матери. Я родилась с другой фамилией, и это было еще одно мое воплощение. Я все еще пыталась понять, кто такая Нора, на что она способна. Как далеко она может зайти.