Шрифт:
Не по уставу
Попытка бегства
Прошлогоднее пожарище тревожить,
Ворошить и ворошить солёный уголь.
Звать и звать огонь: «Ну, что же ты? Ну, что же?»
И найти зазимовавший в шишке рубль.
Утаить в карман зелёную монету.
Что искать огня? Метель шарманку крутит.
Я уеду разносить тоску по свету,
В города. Туда, где оставались люди.
Только там, лохматя облачное стадо,
Сосны вычерпают
На пожарище осядут снегопады,
Дождь поплачет над солёными углями.
(31.10.04)
Копилка старого двора
Всем отсыпает серебра
От школы и до гроба
Копилка старого двора –
Перетряхни, попробуй.
Гроши – восьмидесятые
Года в графе рождения.
Мы вздорные, лохматые:
Не принцы и не гении.
И каждый год из мелочи,
Из тихой неизвестности
Росли такие девочки,
Что обомрёшь от нежности.
Мужали, бились мальчики –
Все правы, все неистовы.
У будущего спрашивать
Учились прибыль чистую.
Отцов своих: чернобыльцев,
Афганцев – души-крошево,
Мы, чуткостью опробовав
Вели сквозь злое прошлое.
И поднимали матери
Пуды авосек каменных.
А мы ходили табором
На драки и экзамены.
За всех наш двор расплатится,
За всё ему заплатим:
За выпускные платьица,
За ёлки на асфальте.
2006
Журавлик
Ты вернёшься, журавлик,
Надежда моя, воскресенье.
Покачнётся земля,
Уплывёт из-под ног на мгновенье.
Коридором дворца непонятной и дикой культуры
Ты вернёшься, когда замолчат
Театральные дуры.
Хватит сплетен и слухов,
Нестиранных тряпок злословья,
Злоязычников глупых,
И недругов, ряшек коровьих.
Улыбнусь,
Воробьиные перья сорву и развею.
Ты вернёшься, журавлик! Я верю,
Я верю, я – верю.
2007
После дождя
После дождя мирно дышится:
Небо светлеет и лица.
Вот и записано в книжицу
Всё, что готово случиться.
Выйдешь, омытый раскаяньем,
Осоловевший от боли.
Вытерпев смуту, отчаянье,
Подлость, позор и неволю.
После дождя мирно дышится,
Небо светлеет и лица.
Вот и написана книжица:
Всё, что готово – случится!
Сентябрь 2007
***
И опять, и опять
недотрога-дорога – в глаза.
И опять, и опять,
промокая в ночи, на вокзал.
И опять, и опять
ржавый листик надежды – билет.
Провожающих нет.
Провожающих нет.
Проводить тебя?
Из личного дела
Дверь промерзла, примёрзла.
Замка не открыть.
Дом застужен, простужен давно.
Утром солнце не греет,
И Север молчит
За моим ледяным окном.
Мне приснилось, что где-то,
В нездешних краях
Я жила восемнадцать лет.
Там, где лето
Похоже на поводыря
И выводит на Божий свет.
Бил дорожный ветер мои рукава,
Пил закат из моей горсти.
И была любовь –
Лишь она была
Моей совестью на пути.
Так приснилось,
Что до сих пор болит –
Сон чужой и не про меня.
Северное сияние запалить.
Кружку спирта, табак. Огня.
10.02.07
Из протокола
Был убит при попытке бегства
Из детства.
Обыск тела преступника
Дал результаты:
Наркота, оружие, сигареты
И четыре бутылки денатурата.
Замусоленный томик Гарсиа Лорки,
Полувоенная, не по сезону, куртка.
И серая масса в кармане,
Оказавшаяся хлебом (коркой).
Умирая, звал друга. Обычно зовут маму.
Был странный какой-то – контуженный что ли?
Скрёб ствол сосновый, сломал себе левую руку,
Пока его убивали – смотрел в упор.
Потом закопали его на болоте.
Уехала спецгруппа, ушли собаки.
А ночью на холмике выросли бело-розовые
Нездешние, пьяные, шалые маки.
И так они звали, так звенели,
Роняя с кудлатых голов росу,
Что потянулись к холмику все неубитые дети.
Все те, кто завтра будет убит в человеческом лесу.
(9.10.06)
***
Если ветер меня разбудит,
Я боюсь, что проснусь убитой
В той траншее, в конце июня,
А над головой – мессершмиты.
Где недавно в панамках белых
Детвора по двору кружила,
Краской женщина выводила:
«Эта улица под обстрелом.»
И четыре зимы до мая,
Репродукторы хрипло лают.
Мы с тобой и не знали, мамка,
Сколько жизней в одной буханке.
И четыре зимы до мая,