Меняя историю
Шрифт:
Вообще-то уже с полгода, как Ленка жила на съёмной квартире, но прописана всё равно оставалась в общежитии. С моими доходами я мог позволить падчерице проживание в более комфортных условиях.
– Давай не будем голову ломать, – продолжила Валя. – Ты прописывайся на даче, станешь столичным жителем, а я останусь прописана в этой квартире. Жалко терять жильё, мало ли что… Даньку тоже у себя прописывай, надо будет его прикрепить к местной детской поликлинике, взять направление на молочную кухню… Хотя о чём это я! Нам теперь уже пора заканчивать с молочкой, мальчик-то растёт, время переходить на пюрешки.
Лететь на самолёте с пацаном супруга наотрез отказалась, пришлось брать билеты в СВ.
– Серёжа, мы готовы. Хватит в телевизор таращиться, бери камеру и идём с нами. Сам же предлагал устроить фотосессию на природе.
Ну да, предлагал, так что теперь не отвертишься. Беру ставшую мне родной «практику», покрывало, большую бутыль с квасом из холодильника, сумку с едой, обуваюсь и выхожу на лестничную площадку вслед за женой и сыном. Мы решили прогуляться в сторону Суры, а заодно там же и отужинать, благо погода располагала.
– Давай я понесу Даньку, а ты сумку, если хочешь.
– Да он лёгкий, не надо. Если устану, сама попрошу. К тому же сумка, мне так кажется, потяжелее будет. Так что неси еду, а я сына.
До реки добрались минут за пятнадцать. Пляж тянулся вдоль русла метров на сто, и в этот воскресный вечер здесь ещё было немало отдыхающих. Солнце уже не так припекало, как днём, к тому же лёгкий речной бриз создавал ощущение прохлады. Мы решили расположиться чуть в стороне, ближе к зарослям осоки и камыша, где рядом в воде плескались подростки. Постелили покрывало, на него из сумки выложили захваченную из дома снедь: огурцы, помидоры, зелёный лук, бутерброды с колбасой и сыром. Ну и конечно же квас, который в 1976-м гораздо вкуснее той газированной субстанции, что продавали в XXI веке.
Сделал несколько кадров своих родных, потом попросил отдыхавшего неподалеку мужчину сфотографировать нас всех вместе.
– Валюш, раз уж я плавки захватил, может, искупаюсь?
– Иди поплавай, а мы с Данькой вдоль бережка прогуляемся, ноги пополоскаем.
Я с разбегу нырнул в чуть прохладную воду, нежно принявшую моё разгорячённое тело, и вынырнул метров через пятнадцать. Затем брассом поплыл от берега. Добрался почти до середины реки, лёг на спину и уставился в голубую бездну неба с редкими перистыми облаками. Здорово, так бы лежал и лежал, едва двигая раскинутыми в стороны руками и ногами. Вспомнил, что завтра до отъезда должен отдать Мясникову рукопись о пензенских подземельях. Всё-таки сумел выкроить ещё пару дней, чтобы полазить с Сергеем и Виктором по катакомбам, а затем всё это систематизировать, включая рассказы диггеров. Заодно перерисовал карту подземных ходов, добавил фотографии.
– Помогите! Помогите, ребёнок тонет!
Отчаянный женский крик вернул меня в действительность. Я посмотрел в сторону берега. Там металась женщина, размахивая руками и одновременно показывая в мою сторону, только чуть правее. У берега по грудь в воде стояли трое мальчишек и тоже что-то кричали, показывая на то же место. Метрах в двадцати от берега мальчишка лет десяти отчаянно барахтался, но чувствовалось, что силёнок у него осталось немного.
Я отчаянно принялся загребать руками, пытаясь успеть, пока пацан не скроется под водой. Краем глаза заметил, что от спасательной станции с другой стороны пляжа отчаливает катер, а к воде бежали ещё двое мужчин. Но я должен подплыть к тонущему быстрее.
Да твою же мать! Мне оставалось десятка два гребков, когда парень, пуская пузыри, скрылся под водой. Если там сильное подводное течение, то его может сразу унести в сторону. Я прибавил из последних сил и, добравшись до места, где видел мальчишку в последний раз, нырнул.
Ну и муть, ничего не видать. Да и солнце уже не такое яркое, как днём, поэтому на глубине в пару метров не было видно практически ни зги. Я принялся шарить вокруг себя руками. Да где же ты, горе-пловец… Чувствуя, что воздух заканчивается, всплыл на поверхность, продышался, сделал глубокий вдох и снова ушёл под воду. На этот раз постарался опуститься как можно глубже. Сейчас бы фонарь и маску, да где ж их взять-то…
И вдруг я почувствовал лёгкое прикосновение к ноге. Развернулся в толще воды, протянул руку и нащупал явно чьё-то плечо. Ха, чьё-то… Не чьё-то, а того пацана, больше тут и быть некому. Стараясь не терять контакт, другой рукой схватил его за волосы, подтянул и принялся выгребать наверх. Воздух был на исходе, когда наконец я вспорол головой плёнку воды и судорожно вздохнул.
– Вот он, – словно сквозь туман послышался чей-то голос.
– Он нашёл его!
– Давай сюда парня.
Последняя фраза принадлежала немолодому спасателю в тельняшке, перегнувшемуся через борт катера. Я с радостью избавился от ноши и сам уцепился за борт, мои мышцы ныли так, будто я пару часов пахал в тренажёрном зале. В последнее время из-за поездок то в Узбекистан, то в Москву не так часто удавалось совершать утренние пробежки и заниматься с гантелями, вот мышцы и расслабились.
Спасатель принялся откачивать мальчишку, и через минуту тот отрыгнул воду и задышал. Только после этого я отцепился от борта катера и медленно поплыл к берегу, где меня ждала взволнованная супруга. Она, не скрывая слёз, молча прижалась к моему мокрому телу. А сзади неё на покрывале сидел Данька и с наслаждением, весь в слюнях, грыз баранку.
Всё же судьба мальчонки нас волновала, и мы, чтобы окончательно успокоиться, дошли до спасательной станции. Здесь уже стояла машина скорой помощи, возле пациента хлопотали врачи и медсестра, но парень вроде чувствовал себя неплохо, хотя и выглядел бледновато.
– О, хорошо, что подошли! – оживился при нашем появлении спасатель. – У нас ведь журнал происшествий ведётся, давайте я впишу ваши данные, поскольку вы приняли непосредственное участие в спасении ребёнка.
Да бога ради, мне не жалко! Я продиктовал имя, фамилию, домашний адрес и телефон, после чего мы с Валей со спокойной душой отправились домой.
Во вторник утром мы были в Москве, а спустя ещё несколько часов сошли с электрички на станции Переделкино. Всю дорогу Данька мирно посапывал на руках матери, зато, как высадились в Переделкино, сразу зугугукал, требуя резиновое кольцо для своих прорезывающихся зубов. До нашей дачи мы добрались минут за десять, и я с удивлением обнаружил у забора две чёрные «Волги». У передней, прислонившись к капоту, курил сигарету мужчина южной внешности. Увидев нас, тут же затоптал окурок и, приветливо раскинув руки, двинулся навстречу:
– Сергей Андреевич, а мы вас тут второй день караулим! – Видя моё недоумение, пояснил: – Меня зовут Ильхам Каримович, я работаю в представительстве Узбекистана в Москве. По поручению нашего дорогого Шарафа Рашидовича Рашидова позвольте преподнести вам этот скромный подарок от узбекских хлопководов.
Он с торжественным видом показал на вторую «Волгу» и вручил мне ключи от машины. Ничего себе, вот этого я совсем не ожидал.
– Так ведь… Он уже дарил нам подарки, куда же ещё?!
– Э-э, дорогой Сергей Андреевич, вы подарили узбекскому народу такую замечательную песню, а он вам – вот такой скромный автомобиль. Антикоррозийное покрытие, гидроусилитель руля, интерьер из велюра, кондиционер, стереосистема «Panasonic»… Номера посмотрите, какие: 19–76 МОС. Нарочно не забудешь. Учтите, своим отказом вы обидите весь Узбекистан и Шарафа Рашидовича лично.