Мэри Бартон
Шрифт:
Дольше Джоб уже не мог оставаться и, смиренно поклонившись, вышел.
Затем он направился к миссис Джонс. Она была у себя, но Чарли опять куда-то сбежал. Этого мальчишку просто невозможно удержать дома. Разве что запереть на замок, да и это не всегда помогает: вот однажды заперла она его на чердаке, так он вылез в слуховое окно. Может, он пошел в порт разыскивать эту девушку. Он рад любому поводу, чтобы сбежать туда.
Не дожидаясь приглашения, Джоб сел: он твердо решил не уходить до
Миссис Джонс гладила и складывала все наглаженное, не переставая говорить о Чарли и своем муже, который нанялся матросом на корабль, отправлявшийся в Индию, и уехал, а без него мальчишка совсем от рук отбился – никакого с ним сладу нет. Она все вздыхала и причитала, ругая моряков, и портовые города, и штормовую погоду, и бессонные ночи, и выпачканные дегтем и смолою штаны, хотя Джоб давно уже перестал обращать на нее внимание и лишь прислушивался к каждому шагу и каждому голосу, раздававшемуся на улице.
Наконец явился Чарли, но он был один.
– С вашей Мэри Бартон, видно, что-то приключилось, – заметил он, обращаясь к Джобу. – Ни на одной пристани никто о ней ничего не слыхал, а лодка, на которой она поехала, сказал мне Боурн, была из Чешира. Так что до завтрашнего утра мы о ней ничего не узнаем.
– Завтра она в девять утра должна быть в суде, чтобы давать показания, – уныло произнес Джоб.
– Так она и мне говорила, – если и не так, то что-то вроде этого, – заявил Чарли, которому не терпелось услышать побольше, но Джоб молчал.
Что делать дальше – он не знал, а потому встал и, поблагодарив миссис Джонс за гостеприимство, вышел на улицу. Там он остановился, раздумывая, что же могло произойти.
Затем он тихонько побрел в направлении того дома, где он оставил миссис Уилсон. Ничего другого не оставалось, но шел он медленно, от души надеясь, что горе и усталость вконец измучили миссис Уилсон и она заснет до его прихода, так что ему не придется отвечать на ее вопросы.
Он осторожно вошел в дом, где его поджидала сонная хозяйка, которой было сказано, что он вернется с девушкой и что эта девушка разделит постель со старушкой.
Но со сна она ничего не видела и, зажигая свечу (чтобы дремать у камина свет не нужен, объяснила она), уронила что-то на пол, и из задней комнатки тотчас послышался голос миссис Уилсон:
– Кто там?
Джоб промолчал и даже затаил дыхание в надежде, что она решит, будто ей это послышалось. Но хозяйка, не слишком об этом заботившаяся, уронила щипцы, которые громко зазвенели, после чего она принялась извиняться, и миссис Уилсон убедилась, что слух не обманул ее и что Джоб вернулся.
– Джоб! Джоб Лег! – взволнованно позвала она.
«О господи! – подумал Джоб, нехотя направляясь к двери в ее спальню. – Неужели так уж грешно будет, если я сейчас немножко привру? Она, может, хоть заснет, а то ведь сколько предстоит ей бессонных ночей, если завтра дело плохо обернется. Словом, попробую».
– Джоб, это вы там? – снова спросила она дрожащим от нетерпения голосом.
– Ну, конечно. Я просто думал, что вы уже спите.
– Сплю?! Да разве я могу заснуть, пока не узнаю, нашли ли Уилла?
«Ну, мужайся», – прошептал про себя Джоб, и вслух сказал:
– Все в порядке! Он нашелся, целый и невредимый, и завтра явится в суд.
– И докажет это… как это там называется? Он подтвердит, что Джем был с ним? Ох, Джоб, да говорите же! Скажите мне все!
«Сказал «а», говори и «б», – подумал Джоб. – Что один грех замаливать, что несколько. Хочешь – не хочешь, а надо продолжать».
– Да, да, – крикнул он, остановившись у ее двери. – Он все докажет, и Джем выйдет из суда чистеньким, как новорожденный.
Он услышал, как за дверью что-то зашуршало, и догадался, что миссис Уилсон, очевидно, опустилась на колени, а потом до него донесся и ее дрожащий голос вперемежку с радостными всхлипываниями, возносивший благодарность и хвалу господу.
А у него, когда он услышал это, сердце так и заныло: он подумал о том, какой ужасный удар, какое страшное разочарование ждет ее завтра. Он понял, как недальновидна была его ложь. Но теперь было уже поздно.
Тем временем миссис Уилсон кончила молиться.
– А Мэри? Вы виделись с нею у миссис Джонс, Джоб?-продолжала она свой допрос.
Он тяжело вздохнул.
– Да, я застал ее там живую и здоровую, когда пришел во второй раз.
«Господи, прости меня! – пробормотал он. – Кто бы мог подумать, что на старости лет я стану лжецом».
– Да благословит ее господь! Она что, здесь? Почему же она не идет спать? Она ведь, наверно, устала.
Джоб откашлялся, задушив в себе остатки совести, и сказал:
– Она так измучилась от этого своего плавания, что миссис Джонс предложила ей переночевать у них. Оттуда и до суда рукой подать, а ведь ей там с утра надо быть.
«Лиха беда начало, а дальше все идет как по маслу, – проворчал себе под нос Джоб. – Видно, прародитель лжи помогает человеку: я так лихо вру, точно говорю чистейшую правду. Ну, теперь она успокоилась. И то хорошо. Пойду-ка я скорее, пока сатана вместе с нею не принялся за меня снова».
И он вернулся в парадную комнату, где усталая хозяйка поджидала его. Муж ее давно уже лег и заснул.
Однако Джоб все еще не решил, что делать дальше. В таком смятенном состоянии духа он не мог бы заснуть, даже если бы его уложили в лучшую кровать Ливерпуля.