Мэри, Мэри
Шрифт:
«В этом доме жила Мэри Смит. Представляете? Она была нашей соседкой!»
Несколько фургонов с прессой тоже заняли свои места. Я подумал, что Филдинг сам позаботился насчет освещения своей «блестящей операции», и это взбесило меня еще больше.
— Зачем вы это сделали? — набросился я на него.
Он нехотя повернулся и бросил на меня хмурый взгляд.
— Вы провалили важную встречу с подозреваемой и подвергли риску ее и мою жизнь, — продолжил я. — В этом не было никакой необходимости. Меня могли застрелить. Ее
Мне было наплевать, что нас слышат: чем больше скандала, тем лучше. Кто знает, может, Филдинг привык к такому языку. Его лицо осталось непроницаемым.
— Вы хоть понимаете, что я мог получить признание преступника?
— К черту признание, — неожиданно буркнул Филдинг. — У меня есть кое-что получше.
— О чем вы говорите?
Детектив самодовольно улыбнулся. Информация у нас ценилась на вес золота, и он ею обладал. Что он от нас прячет?
— Вы видите, теперь я занят, — ответил Филдинг. — Когда будет время, составлю отчет для ФБР.
Но я не собирался отступать.
— Вы дали мне время для встречи с Вагнер. Вы мне обещали!
Он отвернулся, но вдруг опять взглянул на меня через плечо:
— Я сказал, что если что-нибудь изменится, нашему соглашению конец. Больше ничего.
— Но что изменилось?
Он выдержал паузу.
— Пошли вы к черту, агент Кросс. Я не обязан отвечать на ваши вопросы.
Я накинулся на него, но детектив был готов к этому. Двое из его горилл выросли между нами и толкнули меня назад. Жаль, я с удовольствием стер бы с его лица циничную усмешку и заодно подправил ему физиономию. Отшвырнув копов, я зашагал прочь.
Еще не успев успокоиться, я набрал номер на своем мобильнике.
— Жанна Галетта.
— Это Алекс Кросс. Ты что-нибудь знаешь об аресте Мэри Смит?
— Спасибо, неплохо. А как твои дела?
— Извини, ради Бога. Так что ты слышала об этом? Я сейчас возле ее дома. Тут происходит черт знает что. Ты не поверишь, что они вытворяют.
Жанна помолчала.
— Я больше не занимаюсь данным делом.
— Может, при личной встрече я получу иной ответ?
— Не исключено.
— Тогда выдели мне минуту. Прошу тебя, Жанна. Мне нужна твоя помощь. Времени в обрез.
Ее голос смягчился.
— Что там произошло? Кажется, ты расстроен.
— Все полетело вверх тормашками. Представляешь, я говорю с подозреваемой, и неожиданно в дом вваливаются копы, как клоуны из цирка. Это было дико и совершенно ни к чему. Филдинг знает что-то, но не хочет говорить.
— Я сэкономлю тебе время, Алекс, — произнесла Жанна. — Вагнер — убийца. Она совершила все эти преступления.
— С чего ты взяла? Как полиция могла узнать? Что произошло?
— Помнишь волос, который нашли в кинотеатре, где убили Патрис Беннет? Так вот, они взяли образец волос со свитера Мэри Вагнер в ее рабочей раздевалке в «Беверли-Хиллз». Образцы совпали. Это те же самые волосы. Филдинг попал в точку.
Я лихорадочно соображал, пытаясь сопоставить новую информацию с уже известной.
— Неплохая работа для человека вне игры, — проговорил я.
— Просто у меня есть уши.
— Тогда, вероятно, ты слышала, куда ее отвезли?
Жанна на мгновение заколебалась.
— Загляни в участок Ван-Нуйс на Силмэр-авеню. И поторопись. Она там долго не задержится.
— Уже бегу.
Глава 94
Я отправился в Ван-Нуйс, но меня там «развернули» — нагло заявили в лицо, что ее здесь нет.
Я не мог надавить на полицию: Вагнер — заключенная, и они не собирались ни с кем ею делиться. Сам Бернс не смог бы мне помочь, даже если бы хотел.
Пришлось ждать до следующего утра. К тому времени Мэри уже перевели во временный изолятор в другой части города, где подвергали непрерывным допросам — без толку, как я и предполагал.
Один сочувствующий детектив описал мне состояние Вагнер как нечто среднее между подавленностью и ступором, но я хотел увидеть ее сам.
Когда я приехал в изолятор, журналистов на улице было в два раза больше, чем обычно. Неудивительно. Несколько недель Голливудский Охотник был новостью номер один не только на местных каналах, но и по всей стране. Теперь фотографии Мэри Вагнер висели повсюду — они изображали бледную, растрепанную женщину с пустым взглядом, действительно очень похожую на убийцу.
Перед тем как выключить в машине радио, я успел услышать фрагмент утреннего шоу, где ведущий балагурил и острил, обсуждая недавние убийства знаменитых и богатых женщин в Голливуде.
— Как насчет Кэти Бэйтс? Она могла бы сыграть Мэри. Это великая актриса! — восклицал какой-то озабоченный слушатель, и диджей охотно подхватывал тему.
— Слишком стара. К тому же она уже играла в «Мизери». Лучше возьмите Николь Кидман, приделайте ей фальшивый нос, наденьте парик, прибавьте тридцать фунтов весу, и вперед, — дурачился диджей. — Или, например, Мерил Стрип. Как насчет Эммы Томпсон? Кейт Уинслет — в самый раз.
В полицейском участке меня продержали целый час. Я говорил с четырьмя разными людьми и раз двадцать показывал удостоверение, прежде чем меня проводили в маленькую комнату для допросов, куда вскоре пообещали привести Мэри Вагнер. Но с этим они тоже не торопились.
Когда я наконец увидел ее, моей первой реакцией, как ни странно, была жалость.
Арестантка выглядела так, точно не спала всю ночь. Под глазами свинцовые мешки, и она едва передвигала ноги, вяло шаркая подошвами. Розовую форму горничной забрали. Теперь на Мэри были серые бесформенные брюки и старая футболка того же бледно-желтого оттенка, что стены у нее в кухне.