Мерило истины
Шрифт:
У лейтенанта Бородина постоянно было такое выражение лица, точно он вот-вот захихикает. В части он имел репутацию человека тихого, себе на уме, на которого полагаться не стоит, но с другой стороны и опасаться его не нужно; командование его замечало редко и, следовательно, по службе почти не напрягало. С большей частью личного состава у Бородули давно установились отношения нейтралитета. Лейтенант не создавал им проблемы, и солдаты старались отвечать ему тем же. Впрочем, некоторых, по его мнению достойных, Бородин выделял особо. И отношения с такими достойными у него были другие, товарно-денежные. А что? С одной стороны жизнь у солдатиков-срочников в части скучная, с другой — зарплата
— Я слышал, Глазов к тебе уже забегал? — проговорил Бородуля. — И как? О чем говорили-то?
— Да так… — неохотно сказал Командор. — О том, о сем…
— Обещал во всем разобраться, наверное? — предположил лейтенант. — И уговаривал никуда не сообщать?
— Типа того, — помедлив, ответил рядовой Каверин. — А вам-то что?
— Ну, ты не хами, рядовой, не хами! — чуть сдвинул белесые брови Бородулин, изобразив строгость на худощавом бледном лице. — Тебе еще служить тут и служить, а мне проблемы во взводе не нужны. А у тебя, я вижу, проблемы создавать очень хорошо получается.
— Это я проблемы создаю? — приподнялся на койке Командор. — Это, может быть, я все начал? Если у вас дедовщина буйным цветом цветет, я виноват?!
— Не хами, говорю! — уже прикрикнул Бородуля. — Замолчи и послушай. Ко мне тут парни подходили… пояснили, в чем причина конфликта вашего. Они, конечно, жестковато с тобой обошлись, но и ты их пойми… Реальная армия — она не совсем такая, как ее по телевизору и в газетах хотят представить. Есть определенная система, на которой все держится. Будешь из системы этой выбиваться — дорого тебе это обойдется… — проговорив это, лейтенант как-то особенно остро взглянул на рядового. — А вольешься в систему, она тебе через неделю уже не дикой покажется, а вполне нормальной и естественной. Пойми, люди всегда стремятся сделать свою жизнь полегче и поудобнее — в этом, кстати, и заключается суть прогресса. Но служба-то все равно штука тяжелая, и, как ни крути, такой она и останется, хочешь ты этого или нет. Так и получается, что некоторые служащие большую часть тягот на другие плечи перекладывают, жизнь себе тем самым облегчая. Только штука в том, что те, кто полгода пашут за себя и за дедушек, в свое время тоже дедушками станут. И отдохнут. Разве не справедливо?
— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросил Командор, подозрительно глядя на Бородулю.
— Затем, что ребята на тебя зло затаили, как я понял, — сообщил старший лейтенант. — Ну, сам понимаешь, почему… О том, кто твой отец, уже вся часть знает. И о том, что ты штабным на лапу дал, чтоб земляков своих при себе держать, тоже всем известно… А парни здесь из семей попроще. Из тех семей, где высокопоставленных чиновников, а в особенности, отпрысков их, у которых с рождения есть все, чего другим и не снилось… не очень любят. Ты думаешь, удержатся они от желания на тебе отыграться? Один раз у них уже получилось, теперь… — лейтенант покрутил узкой головкой, — теперь только держись. Раз подставился, есть большая опасность мальчиком для битья остаться…
— А вот майор говорил… — начал было Командор, но Бородин перебил его:
— Да знаю я, что Глазов тебе
— А-а-а… — догадался, наконец, Командор. — Понятно… Так с этого бы и начали, товарищ лейтенант.
— Молодец, рядовой, — похвалил его Бородулин. — Догадливый…
Дальше все было просто. Рядовой Александр Вениаминович Каверин к явлению типа «хорошая оплата гарантирует особое отношение» привык давно, так что диалог продолжился уже в чисто деловом направлении…
Покинув санчасть, Бородулин вернулся в казарму и вызвал к себе рядового Гусева.
— Третью часть получишь, — объявил лейтенант Гусю, — попозже. Когда мажорику бабки на карточку переведут. И чтоб больше, смотри у меня, Каверина никто пальцем не трогал.
— А если борзеть будет? — поинтересовался очень довольный новостью о предстоящей прибыли Саня. — Меня ж пацаны не поймут. А со всеми делиться — тоже не вариант.
— Не будет он борзеть, — сказал Бородуля. — Воспитательная работа проведена. Да и парень он неглупый. Взрослый. Все, свободен… Да! И еще… Вы его, конечно, и дальше крутить будете…
— Да не, товарищ лейтенант, вы что?!.
— Будете, а то я не знаю. Так вот — сами не борзейте. А то папашка у него все-таки поинтересуется: куда это в таких количествах бабло с карты уплывает.
— Понял, — серьезно ответил Гусев.
— Еще, кстати. Он телефон свой попросил вернуть, чтоб, значит, нескучно было служить…
— Ага.
— Так вот, телефон у него, я посмотрел, недешевенький. Это мягко говоря. На две зарплаты моих потянет, еще и с премией. Не вздумайте его… того самого. Понял?
— Понял, — повторил Гусь.
Возвращаясь в казарму, он остановился покурить на крыльце. С удовольствием затягиваясь, Саня усмехнулся: «Готово дело. Обломали хлопцев. Была банда — и нет банды…»
Часть вторая
Глава 1
Баня была окружена высоким забором с мощными металлическими воротами. Чтобы пройти или проехать на ее территорию, нужно было миновать самый настоящий контрольно-пропускной пункт, для которого у ворот была выстроена стандартная будка (называемая в просторечьи «конура»), с подведенной туда связью, кнопкой автоматического открывания ворот и всем прочим, что полагается КПП. Баня называлась офицерской, из названия явственно следовало, что личному составу сюда путь закрыт. Срочников водили в баню общественную, находившуюся на территории рабочего поселка на окраине города. Путь к общественной бане пролегал по обочине трассы и занимал около полутора часов.
— Прибыл, значит? — критически осмотрев Олега с ног до головы, с неудовольствием проговорил завбаней сержант-контрактник Роман Неумоев. — На двое суток, значит? Да на хрена ты мне нужен тут целых двое суток… Зачем на двое суток-то? Они что там, попутали, что ли? Ладно, разберемся… Дрова колоть умеешь?
— Так точно, — ответил Трегрей.
— Из деревни, что ли? — прищурился Неумоев.
— Никак нет.
— Городской. Я и смотрю — не похож на деревенского. Ну, пошли…
Они прошли через весь двор, мимо похожего на сказочную избушку бревенчатого строения самой бани, у стены которой притулилась крытая брезентом поленница высотой в половину человеческого роста, к сваленной в самом дальнем углу груде чурбаков.