Меррик
Шрифт:
– Меррик, – сказал Лестат твердо, – слушай так, как ты всегда умела слушать. Побудь сейчас не вампиром, а колдуньей. Да, я знаю, он дал тебе свою кровь. Но ведь до этого ты занималась магией. – Лестат переводил взгляд то на нее, то на меня, и было видно, как растет его нетерпение. – Ну скажите же мне, хочет он вернуться или нет?
Меррик снова расплакалась. Несчастная, убитая горем, она смотрела на то, что осталось от красавца Луи.
– Быть может, он кричит, моля о жизни, – сказала она, – но я ничего не слышу. Колдунья во мне слышит только тишину. А смертная Меррик, пока оставшаяся во
Лестат отвернулся от нее и посмотрел на меня. Тогда Меррик схватила его руку и вновь повернула лицом к себе.
– Воспользуйся своей магией, – настойчиво потребовала она, хотя голоса не повышала. – Воспользуйся своей магией и верь в нее, как верила я, когда колдовала.
Он кивнул и успокаивающим жестом прикрыл ее руку ладонью.
– Скажи мне, Дэвид, – заговорил он все тем же скрипучим голосом. – Чего хочет он? Неужели он поступил так потому, что даровал Меррик свою кровь, а потом решил расплатиться за это жизнью?
Что я мог ответить? Разве я мог предать доверие своего друга, поведав Лестату те сокровенные мысли, которыми он делился со мной в течение многих ночей?
– Я ничего не слышу, – сказал я. – Впрочем, возможно, все дело в старой привычке – не читать его мысли, не копаться в душе, привычка позволять ему делать то, что он желает, и лишь время от времени предлагать вкусить более сильной крови, при этом не насмехаясь никогда над его слабостями. Я ничего не слышу. Ничего, но разве это имеет какое-то значение? Ночами я брожу по городским кладбищам и тоже ничего не слышу. Иногда, оказавшись в толпе смертных, я тоже ничего не слышу. И если брожу один, то бывает, не слышу даже собственного внутреннего голоса.
Я вновь взглянул на почерневшее лицо Луи. Разглядел четкую линию рта, каждую оставшуюся нетронутой волосинку на голове.
– Я ничего не слышу, – повторил я. – Однако вижу духов. Они часто приходят ко мне. Но скрыт ли дух где-то в глубине этих останков, не знаю.
Лестат покачнулся, словно от слабости, но заставил себя выпрямиться. Меня обжег стыд, когда я увидел налет серой пыли на бархатных рукавах его камзола, спутанные пряди и грязь в густых мягких волосах.
Но сейчас Лестату было не до того.
Для него имела значение только фигура в гробу. Меррик продолжала плакать, а он рассеянно обнял ее правой рукой, прижал к своему сильному телу и хрипло зашептал:
– Полно, полно, chе'rie. Он поступил так, как хотел.
– Но вышло все не так! – вырвалось у Меррик. – Он слишком стар, чтобы огонь одного дня прикончил его. Может быть, он сейчас заперт внутри этих обугленных останков и страшится того, что грядет. Возможно, он, как умирающий человек, слышит нас в этом смертельном трансе и не может ответить. – Она жалобно застонала и продолжила: – Он, может быть, плачет, прося нас о помощи, а мы стоим здесь и только спорим и сетуем.
– Но если я сейчас пролью свою кровь в этот гроб, что, по-твоему, случится? – спросил Лестат. – Думаешь, из этих обгорелых тряпок поднимется наш Луи? А что, если нет, chе'rie? Что, если мы увидим какого-нибудь искалеченного призрака, которого придется уничтожить?
– Выбери жизнь, Лестат, – сказала Меррик,
– Моя кровь сейчас чересчур сильна, chе'rie, – сказал Лестат. Он прокашлялся и смахнул пыль с собственных век, потом запустил пятерню в волосы и резко отбросил их с лица. – Моя кровь способна возродить монстра из того, что здесь лежит.
– Так сделай это! – воскликнула Меррик. – Если он захочет умереть, если он снова попросит о смерти, обещаю, что окажу ему эту последнюю услугу. – Какими обольстительными были ее взгляд и голос! – Я сварю для него зелье из ядов, настоянных на крови животных, крови диких существ. Я скормлю ему это зелье – и он уснет с восходом солнца. – Голос ее зазвучал еще более страстно. – Он уснет и если доживет до нового заката, то я стану его ночной сиделкой до тех пор, пока вновь не взойдет солнце.
Несколько секунд блестящие фиалковые глаза Лестата смотрели на нее не отрываясь. Он будто бы обдумывал ее план, а потом медленно перевел взгляд на меня.
– А ты что скажешь, любимый друг? Чего ты от меня ждешь? – спросил он, и лицо его слегка оживилось, хотя не стало менее печальным.
– Не знаю даже, что и ответить. – Я покачал головой. – Ты сам пришел. Это твое решение, твое по праву – ты ведь среди нас старший. И я благодарен за то, что ты здесь. – Тут на меня нахлынули самые ужасные и мрачные предчувствия, я снова взглянул на темную фигуру внизу, а потом опять на Лестата. – Если бы я сделал подобный шаг и меня постигла бы неудача, то я захотел бы вернуться. – Что меня заставило так высказаться? Страх? Не знаю. Но я говорил правду, мои губы произносили то, что диктовало им сердце: – Да, если бы я видел, как восходит солнце и пережил это, то, вполне возможно, растерял бы всю храбрость... А ему всегда ее не хватало.
Лестат, видимо, обдумывал услышанное. Как же иначе? Однажды он сам ушел под палящие лучи солнца в далеком пустынном краю, получил множество ожогов, но не познал освобождения и вернулся. Его кожа до сих пор сохранила следы той жуткой катастрофы. И пройдет еще много лет, прежде чем отпечаток солнца исчезнет с нее навсегда.
Решительно шагнув вперед под нашими с Меррик взглядами, он опустился на колени рядом с гробом, склонился к фигуре и тут же отпрянул. Действуя в точности, как Меррик, он очень деликатно дотронулся до почерневших рук и убедился, что они тверды. Неторопливо и нежно он дотронулся до лба – и снова никакой отметины.
Тогда Лестат поднялся с земли, поднес правую руку ко рту и, прежде чем мы с Меррик сообразили, что он хочет сделать, собственными зубами вспорол себе запястье.
Густой поток крови хлынул на застывшее в гробу лицо, но вскрытые вены почти мгновенно закрылись, и Лестату пришлось разорвать их снова, чтобы струя не иссякла.
– Помоги мне, Меррик. Помоги мне, Дэвид! – закричал он. – Я отвечу за содеянное, но помогите мне довести начатое до конца. Без вас мне не обойтись.
Я сразу встал рядом и, неловко оттянув манжету, вскрыл клыком вену на руке. Меррик опустилась на колени в ногах покойного, и из нежного запястья новообращенной тоже потекла кровь.