Мертвая голова
Шрифт:
ПРИБЫТИЕ
В Северную Венецию Деревянко и Подручный прибыли поздно вечером, на закате. Где-то за домами обрюзгшее багровое солнце лениво погружалось в море. Дома стояли в воде пол колено, по пояс, по горло, те, что пониже, утонули с головой. Водная поверхность темнеющих улиц была запятнана редкими отблесками электрического света из окон квартир, в которых еще жили люди.
Путешествие из столицы в провинцию заняло почти весь день и вымотало обоих федералов до предела. К концу путешествия Деревянко был зеленый от тоски, а Подручный — от тошноты, его
На дебаркадере, что служил в Северной Венеции вокзалом на воде, Деревянко нанял свободную гондолу, перетащил в нее багаж и обессилевшего Подручного, назвал гондольеру адрес:
— Гостиница «Балтика».
Гондольер меланхолически кивнул, оттолкнулся от причала длинным веслом и погреб, негромко затянув обязательную баркаролу:
— Их вайс нихт, вас золль эс бедойтен,дас их зо трауриг бин;айн Мэрхен аус альтен Цайтен,дас коммт мир нихт аус дем Зинн…Подручный, скорчившийся на скамье гондолы, из последних сил боролся с тошнотой. Вообще-то, он довольно прилично владел немецким, но в теперешнем состоянии ему было не до песен, он и по-русски понимал с трудом, так что смысл баркаролы ускользнул от него. Деревянко немецкого не знал, и для него в звуках песни было ровно столько же смысла, сколько в плеске весла. Он распечатал новую пачку «Мальборо», вытряхнул сигарету, закурил и стал смотреть по сторонам, пытаясь определить — сильно ли изменился город со времени его последнего приезда.
Гондольер продолжал тихонько напевать:
— Ди шёнсте Юнгфрау зитцетдорт обен вундербар,ир гольден Гешмайде блитцет,зи каммт ир гольденес Хаар…— Я помню, здесь дом стоял. — Деревянко потыкал тлеющей сигаретой в сторону пустого промежутка между торчащими из моря зданиями. — Куда он подевался?
Гондольер оборвал песню, посмотрел в указанном направлении и сказал:
— Так эта… вода кладку, значит, размыла — дом, значит, того… рухнул.
— Рухнул, значит, — повторил Деревянко задумчиво.
— Ага, — кивнул гондольер и вновь зашуровал веслом.
Возле гостиничного причала на большом деревянном плоту возвышался островерхий парусиновый шатер, над шатром, словно своеобразный маяк, горел красный фонарик. Перед шатром с томным видом прогуливалась дама в красном же платье, туго обтянувшем ее пышные формы. Даму, видимо, звали Сильвия — именно это имя было выведено на шатре яркой люминесцентной краской. При виде Деревянко и Подручного, выгружавшихся из гондолы на причал, Сильвия оживилась — как же, новенькие.
— Привет, мальчики! — крикнула она, соблазнительно улыбаясь и постреливая глазками.
— Добрый вечер, — пролепетал Подручный, прислоненный Деревянко к стене.
— Привет, — хмуро бросил Деревянко, выволакивая из гондолы багаж — свой и напарника.
— Эй, мальчики, не желаете ли повеселиться? — Сильвия отточенным движением отставила в сторону ножку, подбоченилась, ее коротенькое платьице поползло вверх по крутому бедру.
— Ух! — Подручный стал съезжать по стене в сторону соблазна. Деревянко проворно ухватил его за локоть и вернул на прежнее место.
— Нам сейчас немножко не до развлечений. Мы, знаешь ли, очень утомились в дороге. Мой друг просто падает с ног от усталости.
— Ах вот как, — разочарованно протянула Сильвия, теряя интерес к федералам. — А вы точно мальчики?
— Да, ты-то уж точно не девочка, — пробормотал Деревянко, чемоданом подпихивая Подручного в двери гостиницы.
Сильвия, однако, услышала.
— Что ты сказал?
— Пожелал тебе успехов в труде, — усмехнулся Деревянко. — И счастья в личной жизни.
— Да пошел ты, — без выражения сказала Сильвия и стала смотреть в другую сторону, откуда к гостинице приближалась еще одна гондола.
В гостиницах Северной Венеции лучшими считались номера наиболее отдаленные от поверхности воды, то есть комнаты на верхних этажах. Деревянко беззастенчиво застращал своим служебным удостоверением пожилого печального портье и вытребовал себе апартаменты-люкс на верхнем этаже, причем по цене обычного двухместного номера. Командировочными, отпущенными Деревянко и Подручному, проживание в люксах не предусматривалось.
Апартаменты оказались те еще, назвать их «люксом» мог только абсолютно бессовестный человек. Это была комната на две койки — ну разве что большая, с кондиционером и даже с телевизором. Ни холодильника, ни телефона не было. Зато были ванная и туалет, так называемый совмещенный санузел. Туда немедленно забрался болезный Подручный и застрял надолго.
Деревянко походил по комнате, включил телевизор. Каналов было всего два, да и те шли скверно, с помехами. Деревянко выкурил сигаретку и пошел посмотреть, чем там занят Подручный.
Подручный, склонившись над раковиной, держал голову под струей холодной воды.
— Что, плохо? — сочувственно спросил Деревянко.
— Угу, — простонал Подручный. — Помираю совсем.
— А ты водички выпей, — посоветовал Деревянко коварным голоском добренького доктора.
Подручный послушно хлебнул водички. Водичка была противная, с привкусом железа и какой-то химии, она провалилась в желудок тяжелым комком и вызвала жестокий спазм. Подручный не сдержался, его вырвало прямо в раковину.
— Прекрасно, — сказал Деревянко. — Как самочувствие?
Как ни странно, Подручный почувствовал себя лучше, только вот во рту было гадко.
— Зубы почисти, горло прополощи, умойся, — сказал Деревянко, — и снова на человека станешь похож.
Пока исцеленный Подручный в ванной приводил себя в божеский вид, Деревянко в комнате принялся распаковывать багаж. Первым делом он взялся за большую картонную коробку, из коробки аккуратно и осторожно извлек некий предмет, чрезвычайно похожий на модернизированную кастрюлю-скороварку.