Мертвая хватка
Шрифт:
— Чертовски хреново, если хотите знать, — отрезала женщина, по-прежнему не глядя на сержанта. — Льда нет в самолете. Верите? Нету льда. Одни черствые сэндвичи. Так и будем стоять на проклятом дожде?
— Нет-нет, прошу вас, пройдемте.
— Милая, — пробормотал мужчина. — Милая… — Бросил на детективов виноватый взгляд. — Собрались в последнюю минуту. К счастью, один знакомый собрался лететь, его самолет уже вышел на взлетную полосу в аэропорту Ла Гуардиа… Иначе мы прибыли бы гораздо позже, если не завтра…
— Отвалили двадцать пять тысяч баксов, а там льда даже нет, — повторила жена.
Невозможно
— Очень неприятно, — и направился к моргу, возглавив процессию. Остановился перед маленькой голубой дверью с матовым стеклом под укрепленной наверху камерой наблюдения, нажал кнопку звонка.
Открыл Даррен Уоллес — жизнерадостный парень двадцати пяти лет с черными вздыбленными волосами, смазанными гелем, в голубой униформе с заправленными в резиновые сапоги штанинами, приветливо улыбнулся визитерам.
Запах мигом навалился на Брэнсона, и он, как обычно, с трудом сдержал отрыжку. Сладкий, липкий запах дезинфицирующего средства не полностью маскирует дух смерти, пропитавший все здание. Его неизменно уносишь с собой на одежде.
Прошли через небольшой кабинет, где приезжих представили коронеру Филипу Ки — высокому худому мужчине в темном костюме с симпатичным смуглым лицом с густыми бровями под темными, стриженными ежиком волосами, источающему обходительность и компетентность.
Потом Даррен Уоллес повел их по выложенному кафелем коридору мимо застекленного окна изолятора, поспешно проскочил мимо открытой двери зала для вскрытия, где лежали три обнаженных тела, и ввел в небольшое помещение для совещаний. Там стоял восьмиугольный стол с расставленными вокруг восемью стульями, на стене две пустых белых доски и круглые часы в стальной оправе, которые показывали 7:28.
— Позвольте предложить чаю, кофе? — осведомился Даррен, жестом предлагая садиться.
Американцы покачали головой и остались стоять.
— У вас тут что, забегаловка? — фыркнула Фернанда Ревир. — Я прилетела увидеть сына, а не распивать дерьмовый кофе.
— Милая… — Муж предупредительно поднял руку.
— Перестань талдычить, — приказала она. — Попугай долбаный.
Лу Ревир взглянул на Гленна Брэнсона, Беллу Мой, Дэна Пейтона. К американцам обратился коронер спокойно, но твердо:
— Благодарю за приезд. Понимаю, как вам нелегко.
— Да? — вставила Фернанда Ревир. — В самом деле?
Филип Ки дипломатично промолчал, только выпрямился на стуле. Проигнорировав вопрос, он снова заговорил, переводя взгляд с одного супруга на другого.
— К несчастью, при столкновении ваш сын получил очень тяжелые повреждения. Его уложили так, чтобы травм по возможности не было видно. Возможно, таким вы пожелаете его запомнить. Я бы посоветовал смотреть через окно.
— Я прилетела в чертовскую даль не затем, чтобы смотреть на сына в окно, — заявила Фернанда Ревир ледяным тоном. — Хочу его видеть, ясно? Обнять. Тут адский холод, ему нужна мама.
Присутствующие смущенно переглянулись.
— Да, конечно, — сказал Даррен. — Прошу следовать за мной. Только приготовьтесь, пожалуйста.
Они вошли в спартанскую комнату ожидания с некогда белыми стульями вдоль стен и автоматом с горячими напитками. Полицейские остались в ней, а Даррен ввел Ревиров и Филипа Ки через дальнюю дверь в узкое помещение, служившее смотровым залом и одновременно церковной капеллой для христиан всех вероисповеданий.
Чтобы хоть слегка создать религиозную атмосферу, нижняя половина стен была отделана деревянными панелями, верхняя выкрашена в кремовый цвет, устроены ложные ниши с искусственными цветами в вазах, на месте алтаря абстрактное изображение золотых звезд на черном фоне из сгустившихся туч. На полках с обеих сторон стоят синие коробки с салфетками для скорбящих посетителей.
В центре на столе угадываются очертания человеческого тела под шелковым кремовым покрывалом.
Фернанда Ревир зарыдала. Муж обнял ее за плечи.
Даррен Уоллес осторожно приподнял покров, обнажив голову юноши, повернутую набок. Он уже научился неплохо справляться почти с любой ситуацией в такой щекотливый момент, но все-таки не может угадать, как кто отреагирует при виде умершего любимого человека. Много раз он слышал материнские вопли, но ничего даже близко похожего на дикий вой этой женщины.
Внутри нее словно разверзлась адская пучина.
25
Прошло больше часа, прежде чем Фернанда Ревир вышла из зала, еле передвигая ноги, поддерживаемая обессилевшим мужем.
Помощник патологоанатома провел обоих к стульям. Фернанда села, вытащила сигареты из сумочки и закурила.
— Прошу прощения, — сказал Даррен, — здесь курить не разрешается. Можно выйти на улицу.
Фернанда глубоко затянулась, глядя на него так, будто он ничего не сказал, выпустила дым и опять затянулась. Брэнсон дипломатично протянул пустую кофейную чашку.
— Вместо пепельницы, — пояснил он, тайком кивнув Уоллесу и своим коллегам.
Лу Ревир заговорил тихо, но уверенно, с легким бруклинским акцентом, будто вдруг овладел ситуацией.
— Нам с женой хочется точно знать, как это произошло. Как погиб наш сын. Вы меня понимаете? Мы слышали только от третьих лиц. Что можете сказать?
Брэнсон и Белла Мой посмотрели на Пейтона.
— К сожалению, мистер и миссис Ревир, — начал представитель дорожной полиции, — у нас еще нет полной картины. В происшествии участвовали три машины. Судя по имеющимся на данный момент показаниям очевидцев, ваш сын выехал с боковой улицы на главную дорогу по встречной полосе прямо на легковой автомобиль «ауди». Водительница, по всей видимости, совершила маневр, избежав столкновения, и врезалась в стену кафе. Впоследствии она не прошла тест на дыхание и была задержана по подозрению в управлении транспортным средством в нетрезвом состоянии.
— Хреновина, мать твою, — выдавила Фернанда перед очередной затяжкой.
— На данном этапе степень ее участия в столкновении четко не установлена, — продолжал Пейтон, глядя в свой блокнот, лежавший на столе. — Видимо, белый «форд-транзит», который следовал за «ауди», проскочил на красный свет и сбил вашего сына. Удар отбросил его на дорогу вместе с велосипедом под колеса автопоезда, двигавшегося во встречном направлении. В результате он получил смертельные травмы.
Последовало долгое молчание.