Мертвая хватка
Шрифт:
В тот же день Макс явился в дом, отныне безраздельно принадлежавший ему, остановился в гостиной возле окна, сунул руки в карманы и, глядя на океан, вспомнил Мэри и Клайва. Чудесная пожилая пара. Трудолюбивые, добрые люди. Хотелось, чтобы в Таггерахе они нашли новое счастье. Медленно прошел по дому, с удовольствием осматривая простые пропорции трех спален – розовой, голубой и лимонной; восхитился сверкающей чистотой старомодной кухни с застекленными шкафами; по достоинству оценил пресс для белья, спрятанный в нише холла. Мебели уже не было, однако атмосфера дома волновала ничуть не меньше, чем во время первого визита.
Выйдя, Макс сорвал возле крыльца несколько цветков гардении, и сладкий аромат наполнил салон машины. Жаль, что роскошный куст не переживет завтрашнего разрушения. Нужно будет обязательно посадить
Воплощение своей мечты Макс увидел в журнале – в рекламе какого-то ликера. Розовый дом выгибался навстречу океану подобно роскошному лайнеру. Золотистый свет множества огромных окон падал на гребни зеленоватых волн и встречался с лучами заходящего солнца. Красивую картинку и фотографию места Макс показал четырем знаменитым архитекторам. Сэмюэл Най покачал лохматой головой и сразу отказался. Линли Смит поправил галстук, вежливо выслушал, а через шесть дней прислал записку с извинениями: к сожалению, только что получил другой срочный заказ. Худой энергичный Джонатан Чемберс выразил энтузиазм, лично осмотрел место строительства и вскоре представил проект, напоминавший первоначальный образ лишь постольку, поскольку в его доме тоже присутствовали стены, крыша и обращенные к морю большие окна. Заявил, что дух замысла полностью сохранен. Возразив, что никакого духа не осталось и в помине, Макс послал архитектора куда подальше.
Гектор Пейн с первого взгляда удивил прической: оставшиеся вокруг обширной лысины волосы он не стриг, а связывал в длинный тонкий «хвост». Выслушав предложение, архитектор широко улыбнулся, сказал: «Почему бы и нет, если деньги не проблема?» – и принялся подробно выяснять количество спален и ванных комнат. Пять спален наверху, пояснил Макс, все со смежными ванными. Еще две ванные комнаты внизу. Квартира экономки. Кабинет с прилегающей звуконепроницаемой радиостудией. Приличная удобная кухня, где можно свободно двигаться, – хозяин любит готовить. Бильярдная. Бассейн. Просторная светлая гостиная с видом на море, где не стыдно принимать гостей. Как звучит? Перебрасывая карандаш из руки в руку, Гектор Пейн ответил, что звучит как лучшая на свете музыка. Вечером, по пути домой, купил бутылку дорогого шампанского и розы жене. За ужином сказал, что, если дело выгорит, будет великолепно, и жена улыбнулась. Она занималась журналистикой и в последнее время часто пребывала в дурном расположении духа, но розы любила, как и французское шампанское. Да и самого Гектора тоже.
– Каков Макс Талли в жизни? – спросила жена. – Так же груб, как в эфире?
– Еще грубее. И значительно меньше, чем представляется по голосу. Однако есть в нем нечто…
Жена глубокомысленно кивнула и снова наполнила бокалы. Верхняя пуговица на блузке как-то сама собой расстегнулась.
– Говорят, в постели он просто зверь, – заметила она. – Самый настоящий зверь. Барбара Байерс рассказывала…
– К чертям Барбару Байерс! – усмехнулся Гектор, разгоряченный шампанским и перспективой больших денег. – Сейчас увидишь, кто здесь зверь, женщина!
Он потянулся через стол, жена довольно рассмеялась и руку не оттолкнула.
Следующие несколько месяцев Максу пришлось направлять поток своей безграничной энергии на достижение поставленной цели: воплотить в реальность милые рисунки Гектора Пейна. К счастью, Талли любил хорошую драку и никогда не уставал от преодоления трудностей. Блестя прикрытыми стеклами очков маленькими черными глазками, он набрасывался на каждого нового оппонента своей мечты подобно неутомимому гладиатору, разящему одного противника за другим. Радуясь победам кумира, сочувствуя ироничным отчетам о временных неудачах и редких поражениях, слушатели изо дня в день преданно внимали рассказам о битвах с муниципалитетом, стычках с соседом, спорах с водопроводчиками, пререканиях с электриками, дискуссиях с поставщиками строительных материалов, переговорах с телефонной компанией. И не только внимали, но и звонили в студию, чтобы пожелать стойкости и успеха. Делились увлекательными воспоминаниями о собственных попытках построить беседку, перголу, домашний офис, флигель для бабушки или дорожку, убрать деревья, выкопать погреб или развести кур, вопреки злой воле соседей. Единомышленники пылко осуждали очевидное стремление местных властей пресечь любое яркое, полезное, практичное
Сидя в кухне чистого, опрятного дома, вот уже почти два года принадлежавшего ей одной, Соня Талли пила чай и между выпусками новостей, беседами с гостями, музыкой и прогнозами погоды слушала отчеты бывшего мужа о строительных буднях, больше напоминавших боевые сводки. Когда в эфире звучали голоса восхищенных слушателей, а в ответ раздавался низкий, густой смех Макса, губы ее сжимались в тонкую линию. Вся эта история с новым домом вполне в его духе. Он просто не мог жить без проблем. Почему не купить готовый особняк? Денег у него достаточно. А уж если строить, то почему не так, как нормальные люди? Зачем затевать ненужную суету, создавать лишние проблемы? Почему у Макса все должно быть особенным, из ряда вон выходящим? Можно подумать, будто обычные вещи его недостойны. В душе росла и зрела неприязнь.
Всегда, всегда Макс был таким. Отец предупреждал еще до свадьбы… Да, папа уже тогда все знал и говорил: «Тебе придется крепко держать его, Соня. Потребуется немало сил. Не хочу сказать, что парень совсем плох: сердце у него доброе, – но не забывай, что твоих преимуществ у Макса нет. Вряд ли можно целиком на него положиться».
Бедный папа! Разумеется, он не ошибся. И, несмотря на слова о добром сердце, наверняка попытался бы помешать свадьбе… если бы не ребенок. Но в девятнадцать лет Соня оказалась в положении, так что даже если бы не влюбилась по уши, все равно вышла бы замуж. Об абортах в те дни лишь шептались по углам, а о том, чтобы растить ребенка одной, не могло быть и речи. Позор убил бы мать и помешал карьере отца. Разумеется, отдать Уэнди в чужую семью Соня даже не помышляла.
Она и сама была почти ребенком, не понимала, во что ввязывается. С ума сходила по Максу, который отличался от ее прежних парней и оттого казался чарующе экзотичным. По сравнению с ним остальные выглядели такими… молодыми. Соня вспомнила, как в ресторане «Сирень» он явился на смену прежнему кондитеру, и все вокруг мгновенно изменилось. Она и представить не могла, что работа бывает настолько интересной. Как и прежде, шесть дней в неделю приходила к восьми тридцати, но теперь вместо ворчливого старого Фреда, от которого доброго слова не дождешься, в кухне царствовал божественный Макс: без устали месил тесто; дюжинами лепил торты, пироги, кексы и булочки; в белой футболке парился возле духовки, насвистывая и напевая, поигрывал мускулами; улыбался, поддразнивал и сыпал бесконечными шутками.
Нет, красивым он не был. Соня знала это. Но никто прежде не заставлял ее смеяться с утра и до вечера. Никто не флиртовал, не дарил ощущения собственной женской привлекательности и полной безопасности. Пока Макс находился рядом, не могло случиться ничего плохого. Он в равной степени знал законы и повадки уголовников и полицейских, и оттого Соня увереннее чувствовала себя в мире, оказавшемся более непредсказуемым и опасным, чем представлялось ее родителям. Макс никогда не терялся. Услышав в свой адрес брань, сразу отвечал бранью. А если субботним днем, во время тайной поездки на поезде, в вагоне появлялся пьяный, немедленно наводил порядок.
Когда настала пора познакомить Макса с родственниками и друзьями, Соня подавила смущение и неловкость, убедив себя, что никто не сумел понять любимого так, как она. Вдвоем они чудесно проводили время, и все же Соня намеревалась последовать совету отца и проявить волю. Собиралась с самого начала захватить власть: хотела помочь Максу, помирить его с прошлым, создать для него дом, найти цель, ради которой стоило работать, – совсем как в кино.
Первое время все так и складывалось. Пару лет они жили замечательно. Сняли маленькую квартирку – две комнаты, кухонька и ванная, – и этого вполне хватало. Макс обожал Уэнди: как только отец возвращался с работы, светловолосая кудрявая малышка не отходила от него ни на шаг. И он прекрасно с ней занимался, хотя порой не знал меры: тормошил и подкидывал до тех пор, пока у девочки не начинала кружиться голова. Уэнди любила эти игры. И Макс тоже. Правда, потом Соне приходилось успокаивать дочь, кормить и укладывать спать. Детям необходим режим, но объяснить это Максу оказалось невозможно. Ему вообще ничего нельзя было объяснить.