Мертвая пехота
Шрифт:
— Я солдат императора! Я не брошу своих друзей в бою! И после смерти с радостью встану на защиту бункера, Клирик! — пафосно заявил Ланс.
— Иди, воин! — в тон ему ответил воодушевленный Вудлок.
— Молодой солдат, ты готов умереть? — Ланс посмотрел на Морре, молясь, чтобы этот идиот сейчас не сглупил.
— Да, — всхлипнул тот.
— Соберись, дерьмо. Ты идешь сражаться за императора! — рявкнул на него Ланс.
Загудели двигатели шлюза, и дверь поползла в сторону. Со стороны склона визжали разрядники, ухал чей-то излучатель. Кто-то истошно кричал, и Гарбандеру показалось,
Может, на них и правда напали?!
— Бегом, дерьмо! — приказал Ланс Драгу и вышел из бункера только когда юнец, ковыляя, поспешил по дороге, заваленной трупами, к склону.
— Именем империи! — обернулся к Клирику Ланс.
— Именем империи! — ответил тот.
— Закройте шлюз! Мы будем сражаться до последнего! — все больше входил в роль Гарбандер.
Створка дернулась, медленно закрываясь. За миг до того, как она встала на место, Ланс хотел бросить внутрь гранату. Но одумался. Он не знает правды, чтобы судить клирика. Морре мог и ошибиться. Мог и наврать, в конце-то концов!
Но руки у Гарбандера чесались.
— Говорит Пила, у вас все в порядке? — спросил он в передатчик.
— Это Зима. Мы тут держим оборону, согласно указанию, — весело ответила та.
— Если вдруг ты решишь выйти замуж, Зима, то учти — я готов хоть сегодня! — осклабился Ланс, широкими прыжками удаляясь от бункера безумного клирика.
На их канале внезапно проявился Фаб:
— Что происходит? Что за пальба? Контакт? — зарычал он.
— Отвлекающий маневр, — ответил ему Ланс.
— Пила, в Глубину твою душу, ты все джунгли решил к нам собрать, что ли?! А? Кретин!
— У нас есть вездеход, дор Гурен, — Гарбандер пропустил его слова мимо ушей.
Морре бежал по дороге, и Ланс видел, как под его формой ходуном ходят острые лопатки.
— Что? — не понял Фаб.
«Тупица»
— У нас есть вездеход, дор Гурен.
И если Морре их обманул — Ланс прикончит его собственными руками. После придирок Фаба, после дикого диалога с Вудлоком, Гарбандеру очень хотелось кого-нибудь убить.
Рэм Консворт
Ночь с четырнадцатого на пятнадцатый день
Голова раскалывалась на части. Душная темнота камеры пыток, переделанная в личные покои Рэма, давила на грудь, на глаза и закладывала уши. Страшно болел живот, да и в паху, если честно, ныло с каждым днем все сильнее и сильнее.
Консворт повернулся на бок, чувствуя резь внутри. Не отравили ли его часом? Хорошая была бы версия, если бы Рэм знал, что это невозможно. Служба безопасности все проверяет на себе, хотя, конечно, и техническим оснащением не брезгует. За те несколько дней «заключения» Рэм смог убедиться в их серьезном отношении к работе.
И заодно возненавидеть систему. От всей глубины своей недоброй и черной душонки. Успокоительные пилюли, которые хоть как-то понижали его либидо и отбивали мечты о Сью, обычно выдаются по рецепту и только лично в руки, как мягкие психотропные средства. Выдаются Калькуляторами, которые всегда действуют точно по протоколу, не допуская никаких вариаций. Рэму покидать Дом Раскаяния запрещено, мертвые адепты курьерами не работают, так что вариант как-то сам собой отпал.
Была еще и вторая возможность: пилюли мог получить лечащий врач. Дор Фернадот, пожилой примец, неохотно выполнил просьбу своего подопечного, но все-таки достал среди ночи лекарства, приехал с ними в цитадель дознавателей, однако на пороге получил от ворот поворот. Служба безопасности отказалась принимать незнакомые пилюли от какого-то там медика. У них нашлось с десяток различных «но» и должностных инструкций дивного толка, так что в итоге лично Гатар Бонз просто развел руками и сказал Консворту:
— Будет обидно, Рэм, если твои способности всего лишь результат твоих таблеток.
С намеком таким сказал, мерзавец.
Так что дор Фернадот уехал и увез лекарства.
В животе нехорошо забурлило. Проклятье, да он действительно отравился! Но чем? Когда? Рэм тяжело вздохнул, прислушиваясь к ощущениям. В темноте комнаты он словно глядел в бездну. Не предназначена камера пыток для жизни. При выключенном свете здесь слишком жутко, а если его включить, то свет, многократно усиленный ослепительно белыми стенами, точно не даст уснуть.
Наверное, это все-таки чай Пальчиков. Она вечно пьет какую-то бурду, когда работает. И угощает Сью, которая, надо сказать, слишком зачастила в их рабочий кабинет. Рэм тоже пил эту мерзость, потому что она знатно прочищала мозги и хоть как-то отвлекала от плотских мыслей. Знатная оказалась мерзость…
Но вдруг это яд? Вдруг Пальчики поит его ядом, а сама приняла антидот? И шлюхе дала противоядие, с нее станется. Рэм им обеим не верил. И будь его воля, то он бы их…
Так, отбой. Вспомни Бэллу. Вспомни Славея после смерти. Сосредоточься. Темнота толкает на глупости, так что соберись. Подумай о чем-нибудь другом.
Сколько дней они здесь уже, на расследовании? Рэм напрягся, размышляя. Четыре? Или пять? Консворт опять вздохнул и перевернулся на живот, чувствуя, как на лбу выступил противный пот. Боль чуть утихла, но легче от этого не стало. Потому что сегодня он потерял кураж. Драйв расследования сошел на «нет», и время сразу же потекло отвратительно, невыносимо медленно.
Одно из важнейших качеств дознавателя это способность использовать информацию. Сопоставлять данные, делать выводы, отыскивать факты. И знать, где нужно искать, где можно искать и как вообще это делать. Для стороннего человека терминал общения с Калькуляторами сам по себе дик и непонятен, чего уж говорить о сотнях баз данных, между которыми существуют тысячи связей.
Хороший дознаватель, находясь на рабочем месте, должен вставать только по двум причинам: выйти в туалет и дойти до подозреваемого. Все остальное грамотный служитель Дома Раскаяния обязан делать сидя, посредством поиска информации и собственных умозаключений.
Рэм был хорошим дознавателем. Но, адова канитель, на этот раз он чувствовал, что проиграл Пальчикам. Сучка сделала его, тут и думать нечего. Все те дни, пока Консворт ворошил связи Раммонов и Госов, копался в белье Холлов и Огаров, изучал счета Нувалов, Раберсов и Скорпов — коллега рылась среди родов планеты Нуслайт и, похоже, нашла подозреваемого.