Мертвая суть. Возрождение.
Шрифт:
– Вот и спи!
Я последовал ее совету и лег спать. На следующее утро мы с Алленом отправились в подвал. Внизу было также темно, как и ночью, только вместо бледного лунного света, в помещение святил яркий солнечный луч. Были слышны шумы, сторонам проснулись, во рту были кляпы, руки были практически связаны. "Практически" потому что мы оставили свободной область от локтя правой руки. Напротив них стояли столы, а на них стопка книг. Они брыкались и пытались кричать, лица были очень напуганными. Они явно предположили, что мы пара маньяков извращенцев, что заперли их для того что бы никогда больше не тратиться в квартале красных фонарей, об этом также говорили отверстия в стуле и спущенные штаны. Но нет, наши помыслы были намного гуманнее. Мы с Алленом подошли к ним, и прежде чем снять кляп я решил, что стоит их проинструктировать.
– Так, ребят. Не беспокойтесь, мы не маньяки, не убийцы, не извращенцы насильники, и не доктора ставящие опыты. Нами просто нужно, что бы вы на некоторый период времени исчезли, потом мы вас отпустим. Дело не личное, оно относиться только к вашей должности. За период вашего пребывания здесь, вас будут кормить, вы можете посмотреть телевизор, пульт на столе, или можете почитать. Но. Есть и правила. Я хоть и кажусь гуманным, потому что не замочил вас нахрен вместо всего этого. Кстати, удобств у вас больше чем полагается, но если будете шуметь или пытаться сбежать – то я вернусь с битой. Вам это не нужно, да и мне не хочется пачкаться, так что, я думаю, у нас с вами проблем не будет. Я прав?
Они все еще были напуганы. И не решались ответить.
– Я прав?! – спросил я более настойчивым и сердитым тоном. Они закивали.
– Вот и чудненько, первый тест, мы снимаем кляп. Насчет биты я всерьез.
Мы с Алленом подошли к ним и начали развязывать повязки. Они стали тяжело дышать. Толстяк решился мне перечить.
– Вам это с рук не сойдет.
– Ошибаешься друг, сойдет. Как? Тебе не к чему знать, сам увидишь. Я бы порекомендовал вам просто отдохнуть, считайте это отпуском.
Огромные глаза второго сторожа были налиты слезами. Вся печаль мира была сосредоточена в его грустных карих глазах, он словно чувствовал себя в безнадёжном положении, вдали от дома, от семьи, от родины. При виде его печальных глаз хотелось самому плакать. Жалость к нему просто лилась через край. Я, кажется, понял в чем дело, он не знает языка, поэтому и считает, что с ним что-то сделают. Ну да ладно, время пройдет и успокоиться.
– Завтрак скоро будет, – бросил я напоследок, и мы направились к выходу.
Аллен встал за плиту и начал готовить. Я же сел за стол и наблюдал за ним. На кухне он словно в своей тарелке, орудует сковородкой и лопаткой как бог кулинарии.
– Слушай Аллен.
– Да.
– А как вы тогда поняли, что с нами случилось, и кто выступил виновником сего торжества?
– Ну, как только мы заметили, что вас нет, отправились по следу, и нашли Стеллу. Собрав пазл воедино, было не трудно догадаться, кому нужна была именно ваша смерть.
Я немного опечалился, вспомнив о Стелле.
– А что со Стеллой? Вы ее похоронили?
– Да. По официальной версии вы с ней пали жертвой мафиозной разборки, какой бред...
– А, мы можем ее навестить?
– Конечно, я уже не был там около недели.
Аллен отвечал, не отрываясь от плиты, и, судя по голосу, сам был опечален. Но я был удивлен, что он так часто навещает ее. Аллен закончил готовить и разложил по четырем тарелкам. С двумя отправиться в подвал, вернувшись, сообщил, что те в порядке. Мы сели за стол и принялись вкушать плоды его трудов. Воистину, он бог кулинарии.
– А чем ты зарабатываешь на жизнь?
– У меня пара домов в этом районе, я сдаю их в аренду подросткам на вечеринки.
– Ясно, играть завязал?
– А с кем?
– Тоже верно.
По окончанию завтрака мы собрались и вышли на дорогу. Аллен поймал такси, и мы поехали к кладбищу. Перед нами огромные ворота из толстых прутьев. Тихо ударяясь друг об друга в глухой тишине, они наводили неприятную обстановку. На выходе Аллен купил цветов и отдал их мне в руки. Мы прошли через эти ворота, перед нами предстала необъятная поляна, усыпанная надгробными плитами. Они стояли точно в ряд, словно это одна большая картотека когда-то живших здесь людей. Хотя нет, в картотеках обычно прилагается фотография, здесь же на каждом надгробии, что похоже на остальные как две капли воды выдолблены только имя, фамилия, годы жизни и порядковый номер. Вот оно, то, что люди оставляют после смерти, серый моногамный камень, похожий на все остальные. Но даже за этот памятник, почитать указанного владельца не к чему, я бы предпочел выразить свои благодарности мастеру по изготовлению этих надгробий, или создателю машины, что делает эти надгробия. Пройдут годы, плиты треснут, имена исказятся, и об этом человеке в мире даже не останется достоверной информации о его имени. Я уже молчу о забытой впервые же годы, деятельности покойника. А оно и не удивительно. Почему мы помним великих и забываем про остальных? Труд великих неоценим, труд великих незаменим, труд великих дал и дает по сей день новую жизнь человеческим устоям, в то время как труд остальных оценим окладом, труд остальных заменяется меньше чем через неделю, молодым перспективным юношей, и наконец, труд остальных не дает новую жизнь, он лишь способен поддерживать старые устои для того чтобы выживать. Одни выживают, другие дают новую жизнь, но больше всего мне обидно за людей живущих, это такой разряд людей с особой философией, они видят мир как необъятную обитель услады собственных желаний, они знают точно, что им нужно от жизни и выбирают профессию по душе, их воображение благодаря кругозору развито до выдающихся пределов, но в отличие от творцов, они так и не могут собраться с мыслями для того, чтобы дать своему воображению материальную жизнь, а потому их потенциал обычно остается не раскрытым. Выживающие, зачастую считают себя живущими, лишь потому, что всеми силами стараются обмануть себя. В глубине души им не нравится их работа, но они никогда этого не признают, по двум причинам: влияние общества, что как они считают, будет смеяться, и страх перед переменами, ведь если признал свою ненависть к профессии, по принципу последовательности выживающий должен ее сменить.
Мы с Алленом брели по этой поляне, мне казалось невозможным найти нужную плиту в этом бесконечном ряде, но Аллен, похоже, отлично знал где она.
– Вот она, Стелла...
Я взглянул на эту плиту, она сливалась с общим рядом, и думалось мне: Неужели она заслужила только эту серую плиту? Она была великим человеком, и лежит в одном ряду с этими бездарями! Она заслуживает большего!
– Как прошли похороны? – спросил я, опустив голову пристыженный от того, что не был на них.
– Людно, все наши фанаты и единомышленниками собрались. Большинство плакали...
Я присел на одно колено над могилой, положил цветы и прижал руку к земле. Прохладная зеленая травка с капельками росы нежно ласкала мою руку.
– Прости, что не явился на похороны. Я бы очень хотел проводить тебя в последний путь, – сказал я, стараясь сдерживаться. Боль в сердце не давала покоя, оно сжималась словно зажатое в тисках. Мне было больно от потери близкого человека, мне было обидно за то, что она лежит здесь, мне было стыдно за то, что меня не было на похоронах.
– Хочешь, покажу кое что, но это может ужаснуть тебя.
Я молча кивнул и Аллен указал мне не соседнюю плиту. Я подошел поближе и увидел надгробие с именем Ричард Хорн. Я был удивлен, но не настолько. Прежде я думал, что они просто забыли обо мне, и уж никак не догадывался, что они установят мне надгробие.
– Нам сказали, что тебя нашли где-то вдоль берега той же реки, где мы нашли Стеллу. Нам не дали взглянуть на труп, сказали, что уже сами опознали тебя, и, якобы, в воде ты сильно "испортился", поэтому тебя хоронили в закрытом гробу. Я догадывался, что что-то нечисто, но признаться не думал, что ты жив. Мне казалось, что они просто не нашли тела и решили выкрутиться надгробием.