Мертвая вода
Шрифт:
Райхерт выглядел плохо – красные от недосыпа глаза, дрожащие руки. Но смотрел твердо и докладывал четко.
– Хорошо, работайте, – кивнул фон Медем. – Что там с путями?
– Расчищаем. Я послал людей искать железнодорожников. Локомотивы надо заправить, проверить пути и все такое. Плохо, что людей нет: кого эвакуировали, кто сам уехал. Разрешите продолжать?
Фон Медем отпустил лейтенанта. Подошел к руинам, зашел внутрь. Грязные и усталые спасатели не обратили на него никакого внимания. Один, увидев, что фон Медем стал карабкаться по куче обломков вверх,
– Не сметь! – Фон Медем с силой дернул Озолса за локоть.
Тот не стал спорить с командиром, отошел, бормоча под нос что-то неразборчивое.
– Спроси его, они проверили ту часть? – Фон Медем показал на кучу обломков у правого крыла.
Озолс спросил у ближайшего спасателя, тот коротко кивнул и вернулся к работе. Даже спустя много лет фон Медем не мог сказать, отчего его вдруг потянуло туда, что заставило рыться в обломках. На глазах у удивленного сержанта он стал разгребать кирпичи, пробираясь к оставшейся целой стене.
– Озолс, тащи лом! – бросил он через плечо.
Озолс принес не один лом, а два, и стал рядом с командиром. Они раскидали кучу кирпичей у стены. Сержант громко захохотал.
– Что такое? – спросил фон Медем.
– Ленин, – показал Озолс и снова согнулся в приступе смеха. – Мы откопали Ленина!
Из-под обломков показалось белое гипсовое лицо с бородкой. Фон Медем, уже готовый плюнуть и отойти, вдруг напрягся.
– Подожди, тут что-то еще, – бросил он Озолсу и принялся отбрасывать в сторону кирпичи и доски. Увидев кровь, сержант посерьезнел и бросился помогать. Вскоре среди мусора мелькнула человеческая рука. Снизу вдруг послышался истошный детский плач.
– Здесь выжившие! Ребенок! – крикнул фон Медем.
На крик сбежался народ. Спасатели оттеснили военных и принялись за дело. Спустя несколько минут из-под завала с величайшими предосторожностями достали крохотный пищащий сверток.
– Вот так штука, – почесал в затылке Озолс. – Ленин-то, паскуда, ребенка спас. Если б не статуя, раздавило бы сопляка, как его мамашу.
Гипсовый Ленин, падая, убил мать… и спас ребенка, загородив от падающих обломков. Стоящие вокруг мужчины замолчали, поняв, что увидели чудо.
– Мальчик или девочка? – спросил фон Медем.
Внезапно пересохшая глотка заставила голос задребезжать.
– Мальчик, – ответил с русским акцентом один из спасателей.
– Вот что, Озолс, – фон Медем повернулся к Озолсу и приказал: – Бери документы матери, попробуй найти родственников или кого-то, кто знал эту семью.
– А ребенка куда? – спросил говоривший по-немецки спасатель.
– Мы о нем позаботимся.
Спасатели о чем-то заспорили, потом говоривший по-немецки протянул ребенка фон Медему.
– У вас ему будет лучше всего, – сказал спасатель.
Мир рушился, и спаянный боевой отряд оказался самым безопасным
Фон Медем взял малыша на руки. Младенец посмотрел на него и улыбнулся беззубым ртом. Мужчина тронул ребенка за нос. Детские пальчики сомкнулись вокруг мизинца. На глаза офицера навернулись слезы. Он отнес ребенка к поезду, отдал военврачу и направился в штабной вагон.
Там его уже ждали офицеры. Командир первого батальона, капитан Домбровский, стал объяснять, показывая на карте:
– Я расставил людей по точкам. Мы контролируем подходы к станции, есть мобильная группа – резерв. Два беспилотника уже в воздухе, держим все в радиусе трех километров под наблюдением. Связь со штабом так и не восстановлена.
Фон Медем посмотрел на заместителя по электронной разведке и наблюдению, лейтенанта Бен-Элиягу.
– Все спутники связи одновременно исчезли с экранов, – доложил лейтенант.
– Командир, надо что-то решать, – вперед вышел майор Вайс, начальник штаба. – У нас на хвосте целая дивизия. Помощи ждать не от кого. В таких условиях выполнять приказ, который отдал сутки назад какой-то штабной болван, не знающий обстановки…
– Майор Вайс, – стальным голосом сказал фон Медем.
Вайс встал по стойке «смирно».
– Хочу вам напомнить, что мы все еще в армии, а не в банде. Мы давали присягу! У нас есть приказ удерживать узловую станцию до семнадцати ноль-ноль. И мы его выполним! Приказы не обсуждаются! Я не потерплю здесь демократии! – осадил фон Медем попытавшегося что-то сказать Домбровского.
Короткими рублеными фразами командир изложил план действий на ближайшие двенадцать часов.
Передовые отряды противника наступали бригаде на пятки, и фон Медем готовил им «теплую» встречу. Мобильные группы снайперов, стрелков и гранатометчиков под командованием капитана Домбровского заняли позиции вокруг станции. За уцелевшим зданием развернули гаубичную батарею.
– На путях стоят гражданские составы, проследите, чтобы локомотивы заправили как можно быстрее. Я хочу, чтобы к двенадцати ноль-ноль все гражданские покинули станцию. В первую очередь отправлять женщин и детей. Не хватало еще, чтобы этот бродячий цирк путался у нас под ногами, когда начнется бой. Всем все ясно?
Офицеры кивнули. Фон Медем пошел в купе переодеваться. Офицер не может себе позволить быть похожим на бродягу. Даже во время тяжелых боев за Ригу, когда каждая минута отдыха была на вес золота, фон Медем находил время побриться, привести в порядок одежду и почистить ботинки. За чисткой ботинок его и застал вернувшийся сержант.
Родственников он не нашел. Женщина с ребенком ехала одна, села в поезд вечером, а ночью поезд разбомбили. Фон Медем пролистал окровавленный паспорт. Светлана Ковалева, гражданка Российской Федерации. На странице «дети» значился сын Кирилл, в графе «супруги» прочерк.
– Озолс, ты веришь в судьбу? – задумчиво спросил фон Медем.
– После Риги у нас в бригаде неверующих не осталось, – серьезно ответил сержант. – Думаете оставить ребенка себе?
– Да, – коротко ответил фон Медем.