Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
Но самолеты не появляются, и все понемногу возвращаются к работе.
Нильс терпеть не может грести. Таскать тяжелые камни немногим лучше, но здесь-то… как только берешься за весло, начинает болеть голова, к тому же он все время на виду. Ласс-Ян, надвинув на глаза фуражку, наблюдает чуть не за каждым гребком и непрерывно что-то орет.
– Поднатужься, Кант! – вопит он, когда последний камень погружен в ял.
– Осторожно, Кант, ветер навальный! – Не успел Нильс взяться за весло после разгрузки. – Мостки
Нильс зло косится на десятника: это ведь моя каменоломня! Ну ладно, не моя пока, дядьки и матери. Что ж он орет на меня, будто я раб на галере. С первого дня! Будто не понимает, что это все – мое.
– Грузи!
Утром, пока еще не началась погрузка, люди веселы и бодры, настроение чуть не праздничное, обсуждают вчерашние новости, но камни с их бессловесной тяжестью и острыми краями быстро заставляют умолкнуть. Спины согнуты, зубы сжаты, одежда в серой известняковой пудре.
Нильсу тишина не мешает, он все равно ни с кем не разговаривает, разве что когда без слов вообще не обойтись. Но на Майю Нюман он все же поглядывает.
– Стоп! – кричит Ласс-Ян. Первый ял загружен так, что вода перехлестывает через борт.
Два грузчика садятся прямо на камни. С ними девятилетний черпальщик. Мальчонка, боязливо поглядывая на Нильса, тут же начинает отчерпывать воду.
Нильс упирается ногами в шпангоут и налегает на весло. Ял медленно двигается к лайбе – второй к этому времени уже разгружен.
Нагнулся, занес весло назад, гребок… вперед, назад, гребок… он уже натер мозоли, мышцы спины и рук болят все сильнее. Хоть бы немецкие бомбардировщики прилетели, что ли…
Грузчики пытаются удержать ял, но он настолько тяжел, что с натужным скрипом бьет в корпус баржи. Балансируя между камней, мужчины перебегают на нос и начинают один за другим подавать камни через релинг.
– Поживей, парни! – Ласс-Ян, расставив ноги, стоит на палубе. Грязная сорочка расстегнута, нешуточное загорелое брюхо торчит наружу.
Камни скользят по широкой, тщательно оструганной и ошкуренной доске в трюм.
Гребцы должны вместе со всеми перетаскивать известняк на баржу. Нильс выбирает камни полегче, но, как ни старается, один из них падает назад в ял, прямо на его левую ступню. Он вскрикивает от жгучей боли, в ярости поднимает чертов камень, бросает его в воду и садится на банку – плевать я на вас хотел! Затем осторожно развязывает шнурок на ботинке – вполне может быть перелом.
Последние блоки перекочевывают на лайбу и уходят в трюм – окончательная сортировка происходит уже там, и нужны все люди – работы много. Рулевой Юхан Альмквист забирается на борт. В яле остаются только Нильс и мальчишка-черпальщик.
– Кант! – Ласс-Ян нависает над релингом. – Тебе что, отдельное приглашение посылать? Давай врубайся.
– Я повредил ногу. – Нильсу самому странно, насколько спокойно и весомо ему удается произнести эти слова. В голове гудит целая эскадрилья бомбардировщиков. Он кладет руку на весло. – Боюсь, пальцы сломаны.
– Ну-ка, встань!
Нильс поднимается. Нога уже вроде и не болит.
– Помогай грузить, Кант.
Нильс качает головой, берется за весло и вынимает его из уключины.
– Пальчик сломал… – нараспев произносит один из грузчиков, широкоплечий коротыш, имя его Нильс забыл. Он наклоняется над релингом. – Беги домой, к мамочке. Допрыгаешь на одной ножке?
– Ладно, не лезь. Я сам им займусь, – поворачивается к коротышу Ласс-Ян.
А вот этого ему делать не следовало: он не видел, как Нильс рванулся к нему.
Удар лопастью весла приходится Ласс-Яну в затылок, колени его подгибаются.
– Я твой хозяин! – рычит Нильс.
На этот раз удар приходится по спине. Десятник падает в воду, как мешок с мукой.
– Сволочь! – слышит Нильс чей-то голос, но ему все равно. Он убьет этого гада!
Следующий удар веслом приходится на протянутую из воды руку Ласс-Яна. Сухой треск ломающихся пальцев, и голова десятника исчезает под водой.
Нильс опять поднимает весло, но тут на его руку обрушивается удар, и весло сразу выпадает.
Он поднимает голову. Грузчик, тот самый, который советовал ему бежать к мамочке, смотрит на него с испугом, но глаз не отводит. В руках у него багор. Нильс перехватывает весло левой рукой и отталкивает ял от баржи.
Он гребет левой рукой, правая, похоже, сломана. Боль просто невыносимая. Мальчишка-черпальщик сидит на носу, словно парализованный.
Грузчик прыгает в воду и через несколько секунд появляется с безжизненным телом Ласс-Яна. Десятника вытаскивают на борт, делают, как умеют, искусственное дыхание. Наконец, после судорожного приступа кашля он открывает глаза. Ему повезло: плавать он не умеет. Почти никто в поселке не умеет плавать: Нильс – один из немногих.
Он смотрит на горизонт. В облаках появились прогалы и тут же наполнились ярким опаловым сиянием, море засверкало холодной рябью, как небрежно расправленная серебряная фольга.
Рука пройдет. Главное – он показал всем, кто хозяин в Стенвике.
Ял царапает прибрежные камни, Нильс с веслом в руке выпрыгивает в воду. На мостках собрались люди – мужчины, женщины, дети. Они молча, с испугом смотрят на него. Майя Нюман вот-вот заплачет.
– Пошли-ка вы все… – рычит Нильс, швыряет весло на камни и бежит к матери, в их большую желтую усадьбу.
Мать не знает того, что знает сам Нильс. Никто этого не знает. Он предназначен для больших дел, куда больших, чем весь Стенвик, вместе взятый, может быть, даже больших, чем сама война.