Мертвая зыбь
Шрифт:
Все вокруг Джулии, казалось, застыло, ни малейшего движения. Она вдруг вспомнила, что раньше посреди двора стоял большой зеленый насос, в метр высотой, с большущим краном и красивой изогнутой ручкой, но сейчас его уже не было. На его месте виднелась лишь бетонная крышка.
За каменной стеной двора слева от дома и позади него начиналась пустошь. Она тянулась на восток, к самому горизонту. И если бы не деревья, то Джулия, наверное, смогла бы увидеть Марнесскую церковь, вдалеке возвышавшуюся над плоским пейзажем, как черный шпиль. Там, в этой церкви, Джулию крестили, когда ей было всего несколько месяцев.
Женщина повернулась спиной к пустоши и подошла к дому. Джулия обогнула перголу, [20] увитую плетями дикого винограда, и стала подниматься по розовым известняковым ступенькам, которые в детстве казались ей такими большими. Они заканчивались у маленькой веранды перед закрытой деревянной дверью.
Джулия нажала на ручку, но дверь была заперта, как она и ожидала.
Здесь все началось, здесь и закончилось. «Довольно странно, что этот дом такой же, как и был, по-прежнему и стоит на своем месте», — подумала Джулия. Мир так сильно изменился после исчезновения Йенса: на карте появились новые страны, другие, наоборот, пропали, как будто их никогда и не существовало. В Стэнвике теперь большую часть года никто не жил, а этот дом, из которого Йенс ушел в тот день, стоял себе как ни в чем не бывало.
20
Пергола — вид беседок, увитых зеленью, или коридор из легких решеток на арках и столбах.
Джулия присела на ступеньку и тяжело вздохнула.
«Я так устала, Йенс».
Она посмотрела на что-то вроде альпийской горки, которую Йерлоф соорудил перед домом. На самом ее верху лежал черно-серый камень, весь словно в складках. Йерлоф утверждал, что это метеорит и что, когда он упал с неба, прожег даже кратер. Но это было давным-давно, вероятно, лет сто назад. Его нашел еще дедушка Йерлофа.
И вот — ирония судьбы: вечный странник космических путей лежит наверху кучки камней, обгаженный птицами.
В тот день Йенс проходил мимо метеорита. Он вышел из дому, потому что его бабушка прилегла и заснула, спустился вниз по ступенькам, потом оказался во дворе. Наверное, это единственное, что можно было сказать наверняка. Куда он пошел потом, почему или зачем — этого не знал никто.
Когда вечером того же дня Джулия вернулась домой с материка, она ожидала, что Йенс радостно выбежит из дома ей навстречу, а вместо этого ее ждали двое полицейских, плачущая Элла и совершенно убитый Йерлоф.
Джулии опять захотелось достать из сумки бутылку вина, сесть здесь, на ступеньке, и потихоньку попивать и мечтать, пока не стемнеет. Но Джулия, хотя и с трудом, подавила желание.
Занавес. Как и весь поселок, этот пустой двор тоже казался декорацией на сцене. Но пьеса закончилась много лет назад. Все разошлись по домам, и только Джулия осталась здесь, как зритель, проснувшийся в опустевшем зале. Она сидела и с горечью смотрела на ступеньки, наверное, еще несколько минут, как вдруг услышала новый звук, доносившийся со стороны моря, — шум мотора.
Ехала какая-то машина. Судя по звуку, очень старая. Она неторопливо громыхала по дороге через поселок.
Звук не удалялся. Напротив, он становился громче, а потом машина остановилась, причем совсем близко от дома.
Джулия поднялась, привстала на цыпочки и увидела массивный автомобиль неподалеку от двора — старый «Вольво PV». Калитка опять скрипнула, когда кто-то ее открыл. Джулия поплотнее запахнула пальто, непроизвольно провела ладонью по светлым волосам и ждала, когда приехавший подойдет.
Женщина слышала звуки приближающихся шагов. Через несколько секунд она увидела непрошеного гостя. Им оказался пожилой мужчина небольшого роста. Он остановился перед ступеньками и угрюмо смотрел на Джулию. Он почему-то напомнил ей отца. Джулия и сама, наверное, не могла сказать почему. Может, дело было в кепке, мешковатых брюках, белом свитере, отчего в облике незнакомца ей почудилось что-то морское. Но он оказался ниже, чем Йерлоф, а палка, на которую он опирался, свидетельствовала, что его морская карьера завершена. Руки старика сплошь покрывали свежие и старые рубцы.
Джулия стала понемногу припоминать, что когда-то много лет назад они встречались. Это был один из постоянных жителей Стэнвика. Интересно, сколько их таких еще осталось?
— Здорово, — произнес старик, и его губы медленно растянулись в улыбке.
— Добрый день.
Он кивнул в ответ, снял кепку, и Джулия увидела седые, слегка вьющиеся волосы, зачесанные назад.
— Я тут проезжала мимо и решила посмотреть, — сказала она.
— Ясное дело… надо сюда заглядывать иногда.
Такого сильного эландского говора, даже, скорее, эландского диалекта во всей своей красе Джулия в жизни не слышала.
— Мне и сам Йерлоф так наказывал.
Джулия кивнула.
— Да все вроде выглядит нормально.
Оба помолчали.
— Меня зовут Джулия, — представилась она и быстро добавила, кивнув в сторону дома: — Я дочь Йерлофа Давидссона. Я из Гётеборга.
Старик кивнул так, как будто бы он и так знал.
— Да мы вообще-то знакомы, — протянул он. — Меня зовут Эрнст Адольфссон. Я вон там вон живу. — Он махнул рукой, указывая куда-то наискосок у себя за спиной. — Мы с Йерлофом давно знаем друг друга, да и сейчас иногда видимся, чтобы поговорить.
Наконец Джулия вспомнила: это Эрнст-каменотес. Когда она была еще маленькой, об Эрнсте довольно много говорили в поселке, как о какой-то диковине.
— А каменоломня еще действует? — спросила Джулия.
Эрнст опустил глаза, потом покачал головой:
— Не-а, теперь там нет работы. Иногда народ берет там камень… ну, тот, что остался, а новый больше не добывают.
— А, ты сейчас там работаешь? — поинтересовалась Джулия.
— Да занимаюсь помаленьку художеством, — ответил Эрнст, — режу по камню. В общем-то дело идет понемногу. Заходи, может, и тебе что понравится… Аккурат сегодня вечером я буду занят, ко мне приедут. А вот завтра — в самый раз. Заходи, может, что и купишь.