Мертвое царство
Шрифт:
– Я не поверю, что для царя это что-то значит. Как мнение о тебе может испортиться из-за того, с кем спит твоя сестра? Лагре! Ну подумай сам!
– Это ты подумай, Ивель. Тебе кажется, будто ты полностью принадлежишь сама себе, но в большей степени ты принадлежишь семье Лариме. Мать с отцом закрыли глаза на твоё желание стать падальщицей. Закрывают и на Аркела – до поры до времени. Но я не настолько терпелив. Ты моя сестра, а я – командующий сильнейшей армией в Царстве. Если я пожелаю, ты ляжешь под любого из вельмож. Даже под чудовище из Княжеств, если это понадобится царю. Ты услышала меня, Ивель?
Я невольно сглотнула. Лагре не шутил. Он и правда
Лагре явно ждал ответа. Выдохнув, я стёрла с лица ухмылку и прошептала:
– Услышала.
Он кивнул.
– Славно, Ивель. Ты неглупая девушка. А если я ещё раз увижу подле тебя этого шута, то убью его.
Лагре заботливо, с нежностью заправил мне волосы за ухо и поцеловал в макушку. Его нежность была напускной, от неё веяло большей угрозой, чем от рыка. Я знала: и тут он не шутил. Не убил бы сам, так подослал бы наёмников, и никто бы не увидел больше Аркела.
Отчего-то меня потрясли слова Лагре о князе. Уже не раз я слышала от него слухи о том, что действительно может начаться война с Княжествами. Я никогда не бывала на военных советах – кто же пустит туда взбалмошную падальщицу, пусть и сестру командующего? – и не слышала, о чём говорят советники. Вдруг нам и правда что-то грозит? Тогда стремление Ферна вернуть церкви власть, внушив людям веру в Милосердного, более чем оправдано – в трудные времена народ должен верить в светлое, а царь – в единство своих подданных.
Я поднялась в свою каморку, переоделась в платье для сна и переплела волосы в свободную косу, спадающую ниже талии. Город за окном шумел, погружённый в вечерний мрак. Внизу тянули пьяную песню на дюжину глоток, где-то дрались под женские визги, брехали уличные псы. Мне не хотелось ложиться – вдруг увижу во сне князя-волхва. Слишком много слухов про него ходило, разных и странных, но все они сходились в одном: одним из княжеств правит чудовище. Впечатлительность – не слишком подходящая черта для той, что привыкла едва ли не каждый день возиться с мертвецами, но тяжёлые мысли и правда частенько мешали мне спать. А после разговора с Лагре мне весь вечер было не по себе. Он говорил так, будто от Княжеств правда исходила какая-то угроза для нас. Но как воевать с такими? Как воевать с теми, кто познал ворожбу и каждый день имеет дело с нечистыми тварями? Каждый ребёнок слышал, что в тех глухих лесных землях до сих пор заправляют нечистецы, почти всесильные могучие твари, иные высотой со столетнюю ель…
Я захлопнула окно. Деревянная рама скрипнула, но так и не закрылась до конца, оставив щёлку, через которую будет дуть всю ночь. Мне хотелось выпить чего-нибудь крепкого, чтобы не приснился страшный князь-волхв, безродный самозванец, устроивший переворот в ближайшем к нам Холмолесском княжестве, но спускаться вниз было неохота. Я не знала, как выглядит князь, да и, в сущности, мне не грозила встреча с ним, но отчего-то он представлялся мне высоким, с медвежьей шкурой на широких плечах. Я нырнула в постель, с головой укрывшись одеялом. На удивление, сон пришёл быстро, но мне приснилось совсем не то, что я ожидала.
Мне приснились мертвецы. Уже подвергшиеся гниению, но ещё шевелящиеся. Сперва они все лежали в моей телеге, пластом, один на другом. Так, словно я побывала в городе, сражённом болезнью или войной. На некоторых виднелась кровь, но большинство оставались чистыми, будто просто заснули и умерли во сне. У того, что был ближе всего ко мне, сначала дёрнулись пальцы, потом он шевельнул рукой. Масса покойников взбурлила, как дождевые черви в яме. Они открывали глаза: слепые, серые, с мошками и личинками у слизистых. Они вставали один за другим, отряхивались по-собачьи и распрямляли спины. Они выглядели почти живыми, если бы не запах и не следы тлена на коже…
Насилу я заставила себя проснуться.
– Будь ты проклят, Лагре, со своими речами, – пробормотала я, хлебнула воды из фляжки и плеснула себе на лицо.
Остаток ночи я проспала тягучим, тяжёлым сном, но кошмары больше не возвращались.
Я не могла понять, в какой момент перестала воспринимать поместье Лариме как свой дом. Теперь, глядя издали на особняк белого камня, освещённый по-праздничному, увитый осенними гирляндами, я не чувствовала ничего. Меня не тянуло в его залы, в спальни и каминную залу. Мне не хотелось пробраться на кухню и стянуть свежую булку, не хотелось остаться на семейный обед или присутствовать на материнском чаепитии с подружками. Дом стал мне чужим, и для него я тоже стала чужой.
К воротам съезжались кареты: некоторые изрыгали из дверец пышно разодетых дам, похожих на зефир, некоторые проезжали дальше, через сад, прямо ко входу в особняк. Меня мутило от их вида, а от вечернего ветра знобило. Аркел сдержал обещание: корсет туго стягивал мою талию, оставляя открытыми плечи и грудь, отчего кожа покрывалась мурашками.
– Пора надеть маски, – шепнул Аркел.
Я вздрогнула и повернулась к нему. В руках мой возлюбленный держал одну настоящую театральную маску и несколько баночек с краской.
– Давай сюда, – буркнула я и выхватила маску. Тут он тоже постарался: маска закрывала всё лицо, и в ней я становилась похожей на неведомое чудище с длинной бурой шерстью и витыми, как у горного козла, рогами.
– Чудесно, – ухмыльнулся Аркел, весьма убедительно изображая восхищение. – А теперь, будь добра, помоги мне перевоплотиться.
Я вскинула бровь, чего, конечно, не было видно за маской. Аркел дунул на мостовую и встал на колени, протягивая мне кисть и баночки с краской. На миг у меня проскочила шальная мысль: «Было бы лучше, если б он протянул мне коробку с помолвочным кольцом». И тут же пришёл ответ: «Нет, не лучше. Незачем».
– Я должна тебя загримировать?
Он кивнул и доверительно прикрыл глаза.
– Рисуй что хочешь.
Мимо нас с гиканьем пробегали мальчишки, подпрыгивающие, опершись друг другу на плечи, чтобы лучше разглядеть особняк и прибывающих гостей. Улицу запрудили прохожие – все невзначай решили прогуляться, по чистой случайности облачившись в лучшие наряды: вдруг пригласят в усадьбу?
Аркел ждал. Со своим костюмом он не прогадал: такой гладкий блестящий шёлк оттенков золота и вечерней небесной синевы могли бы носить царевичи. Без грима его лицо и правда казалось мне незнакомым, уязвимым, слишком юным и нежным, вовсе не тем, от которого я сходила с ума в театральной гримёрной. Желая возродить свой любимый образ, я щедро мазнула синей краской от лба до подбородка. Губы Аркела дрогнули и едва заметно поцеловали мои пальцы, когда я вела линию поперёк рта. Зелёными стали веки, брови из бледных сделались чёрными и заострёнными, похожими на рыбок с дерзко вздёрнутыми хвостами. На щеках зазолотились круги, напомнившие мне лик Золотого Отца, а вместе с тем – Ферна и его святилище. Я разошлась и мазнула ещё и по волосам, окрашивая пшеничные пряди в смесь синего и зелёного.