Мёртвое
Шрифт:
– Не хочешь ли ты сказать, что запрещаешь мне?
– Запрещаю, еще как.
– Ты – мне – запрещаешь?
– Черт возьми, да – ты меня вообще слушаешь? Издеваться надо мной вздумал? Да, я тебе запрещаю. – Он очень хотел, чтобы его голос прозвучал по-родительски сурово, но уже в следующий миг Вейкли добавил с острой болью в голосе, застав их обоих врасплох: – Я… я пытался быть тебе как отец. Как хороший отец.
– Господи, Боб, – выпалил Джейкоб. – Давай без этого, прошу. –
– Слушай, ты же знаешь: там ты будешь у всех на виду. Сейчас круглая дата, значит, кто-нибудь да заинтересуется делом снова. Прежде ты сдавал дом на острове в аренду куче других писателей – их взглядов на случай Айзека Омута вполне хватит на то, чтобы забить до отказа фонд какой-нибудь сельской библиотеки.
Да, такой был у него план: пусть придут другие и ослабят нечто, свернувшееся в стенах дома подобно змее, унесут его часть с собой и в итоге лишат силы.
– Эти писатели были друзьями папы, а некоторые из них – и твоими и моими, Боб. Они не вернутся, и они достаточно уважают нас и себя, чтобы не превращать возрождение жанра в цирк.
– Это очень наивно с твоей стороны, Джейкоб.
– Если нагрянут фанаты, мне плевать. Подпишу пару книжек. Но никого там сейчас не будет, уверен. Никто даже не знает, как попасть на Стоунтроу.
– И это тоже безрассудно. Ты знать не знаешь, кого туда принесет. Лизе каждые часа два приходится отвечать на звонки каких-то недоумков, а она даже не в курсе всей истории.
«Умолчания, – говорил отец, – используются, чтобы поддразнить читателя: оставить его в подвешенном состоянии с чувством, будто вот-вот что-то прояснится. Может, и не сразу, но страниц через десять-пятнадцать – точно».
Вейкли подошел и сел рядом с ним. Теперь они были слишком близки в своей общей тревоге – гораздо ближе, чем когда-либо за все те годы, что Джейкоб прожил в доме этого мужчины, слушая, как под ним стонут приведенные на одну ночь подружки или как играют пластинки с чертовым диско.
– Я никогда особо не интересовался в последнее время, что ты чувствуешь…
– Боб.
– Не хочу, чтобы ты думал, будто мне все равно.
– Хватит, Боб.
– Да, я люблю тебя, хотя я знаю, что никогда особо этого не показывал, я понимаю это, но я готов выслушать, если ты когда-нибудь захочешь со мной поговорить.
– Пока – не хочу.
– Я думал, ты справился со всем, что осталось в Стоунтроу. Может, я суеверен…
Кто угодно, только не Боб Вейкли. Джейкоб однажды видел, как этот тип флиртует с новообращенной монахиней. Молоденькой сестрой Христовой в миленьком платьице и с распущенными светлыми волосами.
– Не то чтобы я верю всем этим россказням про паранормальные явления… или в то, о чем ты пишешь… но послушай-ка, прошлой ночью мне приснился странный сон.
Этого еще не хватало, боже. Джейкоб задумался, успеет ли он вовремя добраться до двери, если еще есть шанс на побег.
– Боб…
Вейкли умел быть непредсказуемым и выкидывать чудесные фортели. Он мог психануть из-за какой-то ерунды, но с хладнокровием заключать исключительно успешные сделки. Он умело подбирал слова, говоря о самых небывалых вещах, и сейчас его спокойная манера общения заставила Джейкоба покрыться холодным потом.
– Я проснулся, чуть ли не крича, – звучит само по себе как драматическое, мать его, преувеличение, согласен? Кошмар, какой бы ужасный ни был, – просто преходящая фигня. Но от того сна я еще полчаса отойти не мог, а когда на кухне громыхнула в раковине косо лежащая тарелка – взвизгнул, как девчонка. Так вот, в том сне твой отец…
– Замолчи, молю.
– Знаешь, она беременна, – сказал Вейкли. – Лиза беременна, и я собираюсь жениться на ней. Во сне Айзек попросил, чтобы я не пускал тебя туда. Чтобы ты держался подальше. Рейчел тоже была там, точно такой, какой я ее помню. Господи, ты не знаешь, какой скверный сон это был. Ужаснее просто некуда.
Но Джейкоб, конечно, знал. Выходит, вернуться домой – не полностью его решение. Все происходит неслучайно; узлы в опутавшей его семью сети то ослабевали, то стягивались туже, но никогда полностью не развязывались.
– Кто еще там был? – спросил Джейкоб.
– Маленькая девочка. Какая-то маленькая девочка… она сказала, что скоро умрет.
Глава 4
Лиза пересекла улицу, идя против неожиданно грубой толпы, двигавшейся в противоположном направлении. Пара китайских курьеров с мрачной решимостью в глазах промчалась мимо, будто они спешили проехаться по чьей-нибудь могиле. Она встала на бордюр и шмыгнула в столовую на углу, уже чувствуя запах кофе поверх вони куч мусора снаружи.
Группа плохо одетых клерков толкалась локтями на входе. Кто-то улыбался, кто-то разглаживал стрелки на брюках, где-то покашливали – обычно она этот звук ненавидела, но кое-как терпела. Она проверила меню и заказала для Боба нежирную еду, надеясь хоть немного снизить уровень холестерина. Лиза прекрасно знала, что к тому времени, как она вернется, Джейкоба уже не будет.
Пока заказ готовили, она подошла к телефону-автомату рядом с туалетами, миновав тех же самых клерков, развязной походочкой Мэй Уэст. Толчею бедных мужичков она ради шутки наградила соответствующей роли улыбочкой – да такой, что все они попрятали лица за своими сэндвичами в промасленной бумаге.
Сняв трубку, Лиза зажала ладонью второе ухо, чтобы не слышать шума кафетерия, набрала номер Кэти – и наткнулась на автоответчик. Покачала головой, дивясь тому, что подруга, видимо, уже на паре истории: ну да, нет ничего увлекательнее в девять утра, чем история Филиппин в двадцатых годах двадцатого века. Не так давно Лизе было стыдно – ни за деньги в колледж не прошла, ни по успеваемости; но чем больше ей рассказывали про увлекательную историю Филиппин и изумительных преподавателей, готовых сожрать тебя с потрохами за незнание годов жизни Мануэля Луиса Кесона-и-Молины, тем сильнее Лиза крепла в убеждении, что ей еще повезло – не потратила впустую ни время, ни деньги.