Мертвы, пока светло
Шрифт:
— Да, правда.
— Тогда тебе нужно позволить мне жить своей жизнью, потому что ты не сможешь изменить ее для меня.
— Ты хотела, чтобы я ее изменил, когда тебя избивали Раттреи.
— Очко! Но я не могу позволить тебе изменять мою повседневную жизнь. Я буду злиться на людей, и они будут злиться на меня. Я не могу переживать по поводу того, останутся ли они после этого в живых. Я не смогу жить так, милый! Понимаешь, о чем я говорю?
— Милый? — повторил он.
— Я люблю тебя, — сказала я. — Не знаю, почему, но это так. Я хочу называть тебя всякими дурацкими словечками, которые употребляют влюбленные, и мне плевать, что это звучит глупо, раз уж ты вампир. Я хочу говорить тебе, что ты мой малыш, что я буду любить тебя, пока мы не станем старыми и седыми — хотя этого никогда не будет. Что я знаю, что ты всегда будешь мне верен, — хотя и этого никогда не будет. Я словно натыкаюсь на каменную стену, когда пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, Билл. — Я замолчала, выговорившись.
— Что ж, кризис случился раньше, чем я предполагал, — из темноты произнес Билл. Сверчки продолжили свою песню, и я долго слушала их.
— Да.
— И что теперь, Сьюки?
— Мне нужно некоторое время.
— Прежде чем…
— Прежде чем я пойму, стоит ли любовь страданий.
— Сьюки, если бы ты знала, насколько ты другая, насколько мне хочется защищать тебя…
По голосу Билла я понимала, что он испытывал такие же нежные чувства, как и я.
— Как ни странно, но я испытываю то же по отношению к тебе, — ответила я. — Но мне жить здесь, и мне жить с собой, и мне следует подумать о каких-то правилах, которые нужно для себя установить.
— Что мы станем делать теперь?
— Я думаю. Ты будешь продолжать жить так, как жил перед нашей встречей.
— Пытаясь понять, смогу ли я жить в главном русле. Думая о том, на ком я смогу кормиться, если не смогу больше пить эту проклятую искусственную кровь.
— Я знаю, что ты найдешь, на ком кормиться кроме меня. — Я очень старалась сохранять голос ровным. — Пожалуйста, пусть это будет кто-то нездешний, кого мне не надо будет видеть! Я не выдержу этого! Я знаю, что нечестно просить тебя об этом, но я все же прошу.
— Если ты не станешь встречаться ни с кем другим, спать ни с кем другим.
— Не стану. — Такое обещание показалось мне достаточно легким.
— Ты не станешь возражать, если я буду заходить в бар?
— Нет. Я не собираюсь никому рассказывать, что мы разошлись. Я не болтаю об этом.
Он прислонился ко мне, я чувствовала давление его тела на руку.
— Поцелуй меня, — попросил он.
Я подняла голову и повернула ее, губы наши встретились. То был голубой огонь, не оранжево-красное пламя, не огненный жар: голубой огонь. Спустя мгновенье, его руки обвили меня. Еще мгновенье, и мои руки охватили его. Я начала растворяться, таять. Глотнув воздуха, я отстранилась.
— Нет, Билл, мы не должны.
Я услышала, как он вздохнул.
— Конечно, раз уж мы расстаемся, — сказал он тихо. Но прозвучало это, словно думал он совсем иначе. — Нам несомненно не следует целоваться. Еще меньше мне следует желать завалить тебя прямо на пороге и продолжать до полусмерти.
Мои колени дрожали. Умышленно грубые слова, произнесенные его спокойным милым голосом, вызвали во мне бурю желания. Мне пришлось собрать в кулак все остатки своей решимости, чтобы встать и уйти в дом.
Но это мне удалось.
На следующей неделе я начала учиться жить без бабушки и без Билла. Я работала ночами и работала много. Впервые я была осторожна, проверяла замки и систему безопасности. Где-то существовал убийца, а у меня больше не было могущественного заступника. Я думала, не завести ли собаку, но не смогла определиться с породой. Так что кошка, Тина, оказалась моей единственной защитой, поскольку всегда реагировала, когда кто-то слишком близко подходил к дому.
Время от времени мне звонил бабушкин адвокат, сообщая о процессе переоформления недвижимости. Иногда звонил адвокат Бартлета. Мой дядя оставил мне двадцать тысяч долларов, немаленькую для него сумму. Я едва не отказалась от наследства, но, подумав, перечислила деньги в местный медицинский психологический центр, предназначив их детям-жертвам насилия.
Они были рады получить такие деньги.
Я принимала кучу витаминов, чувствуя себя несколько анемичной. Я употребляла много жидкости и съедала массу протеинов.
А еще я ела вдоволь чеснока, чего Билл терпеть не мог. Он говорил, что запах выделяется через поры, даже когда однажды я съела всего лишь кусочек чесночного хлеба со спагетти и мясным соусом.
Я спала, спала и спала. Мне больше не приходилось бодрствовать после ночных смен, и организм сражался с недосыпом.
Через три дня я почувствовала себя физически восстановившейся. На самом деле мне даже показалось, что я стала сильнее, чем была.
Я начала воспринимать происходящее вокруг меня.
Первое, что я заметила — местные действительно были доведены вампирами, поселившимися в Монро. Диана, Лиам и Малкольм объезжали окрестные бары, делая невозможными для остальных вампиров попытки жить в главном русле. Они вели себя вызывающе и оскорбительно. Эта троица вампиров заставила померкнуть эскапады студентов Технологического.
Похоже, они даже не понимали, что создают опасность для самих себя. Возможность выбираться из своих гробов ударила им в головы. Право на законное существование смело все ограничения, всю их осторожность и благоразумие. Малкольм куснул бармена в Богелусасе. Диана обнаженной танцевала в Фармервилле. Лиам встречался с несовершеннолетней девочкой и ее матерью в Шонгалу. Он брал кровь у них обеих. И не стер у них память.
Однажды вечером в четверг Рене беседовал в баре с Майком Спенсером, директором похоронного агентства. Они оборвали разговор, когда я подошла к ним. Естественно, это привлекло мое внимание. Так что я решила посмотреть, что у Майка на уме. Группа местных собиралась сжечь вампиров из Монро.
Я не знала, что и делать. Эти трое были если не друзьями Билла, то, в некотором роде, его единоверцами. Но я ненавидела Малкольма, Диану и Лиама настолько же, насколько и любой другой. С другой стороны — а ведь всегда есть эта самая другая сторона, не так ли? — не в моих правилах было узнать о том, что замышляется убийство и при этом сидеть сложа руки.
Может, все дело было просто в выпитом ликере? Чтобы проверить, я погрузилась в мысли остальных посетителей бара. К моему потрясению, многие из них думали о сожжении обиталища вампиров. Но я не могла понять, где был источник этой идеи. Выглядело все так, словно яд вытек из одного мозга и заразил остальные.
Не было никаких доказательств, совершенно никаких, что Маудет, Дон и моя бабушка были убиты вампиром. На самом деле, был слух, что доклад коронера содержал свидетельства против этой версии. Но эти три вампира вели себя так, что люди хотели обвинить их в чем-нибудь, хотели избавиться от них, а раз уж и Маудет и Дон были покусаны вампирами и посещали вампирские бары, то люди просто смешали все воедино, чтобы вынести признание вины.