Шрифт:
— Срань Господня! Что это за фотка здесь на стене?
Взметнув полы льняного пыльника и оставляя за собой шлейф сигаретного дыма, Стюарт Бонни решительно подошел к обрамленной в железную рамку фотографии, чтобы постучать по ней худым указательным пальцем. Взмахом другой руки он смахнул с левого глаза длинную прядь темных волос, которая тут же упала на свое место.
— Джими Хендрикс, дружок. Кто ж еще? — ответил Эл Сильверстайн, складывая на груди коротенькие ручки и награждая Стюарта самодовольной ухмылкой. — Видишь там справа? Та фотка им даже подписана, и подписи остальных двух из «Экспириенс» тоже есть.
— Я знаю, кто это, но не хотите же вы сказать, что Хендрикс и впрямь здесь
— Ага. — Лысеющая голова Эла качнулась в преувеличенном кивке, от чего два мясистых двойных подбородка запрыгали в узком воротничке рубашки будто две порции желе. — Еще в шестидесятых. Они останавливались тут на пару сейшнов незадолго до фестиваля в Монтерее.
— Ну надо же, черт побери. — Голос Стюарта упал до нехарактерного почтительного шепота. — Глазам своим не верю. И вы тогда тут работали?
Эл расплылся в улыбке, и вид у него стал такой, как будто он чему-то злорадствует. Это был маленький кругленький человечек, на целую голову ниже худого как щепка Стюарта, но было в нем что-то, что заставляло его казаться больше… гораздо больше. Может, дело было в его почти легендарной репутации в мире музыки.
— Позволь тебе напомнить, Стюи, что я владелец этой распроклятой студии звукозаписи, так что, разумеется, я тут был. На каждом богом проклятом сейшне. Говорю тебе, они только-только стали привлекать к себе внимание за пределами штата — Монтерей им это и принес, — и у меня они оставили самые крутые, мать их раз так, пленки, какие я только слышал. Ни одна из них, конечно, не увидела свет.
— Ничего себе. — Стюарт был, как и следовало ожидать, поражен, но при этом пытался не выказать раздражения: никто не звал его «Стюи» с тех пор, как он пешком под стол ходил.
— Ну да. — Эл слегка нахмурился. — Они, э-э-э… потом все запутались с юридическими проблемами с имуществом Хендрикса. Сам знаешь, что там творилось.
— Потрясно… — Затянувшись, Стюарт выдохнул струю дыма. — Но только не говорите, что они и теперь у вас. Я хочу сказать, эти пленки.
Эл небрежно пожал плечами. Угол рта у него поднялся в кривой усмешке, а черные, глубоко посаженные глазки так и лучились самодовольством. — Уж будь уверен. Они надежно заперты в сейфе студии вместе с целой дерьмотонной всего остального, чего никто, наверное, никогда не услышит.
— Надо же. А чего?
— Ну, у меня тут есть невыпущенный материал, записанный «Стоунз», когда этот блондин — как его там звали? Брайан? Да, Брайан Джонс — когда он был еще жив. Невероятно, что он умея выделывать на ситаре. Не помню точно дат, но это было в одно из их первых турне по Северной Америке. Черт, сам Джон Леннон заезжал ко мне и записал четыре-пять соло композиций, это было, когда он тут бражничал на Западном побережье с Нильссоном и его парнями. У меня есть треки «Дорз», записанные незадолго до того, как Моррисон уехал в Париж, пара вещей Стиви Рея…
— Надо же! Вы хотите сказать, что у вас есть невыпущенный материал «Дорз»?
— Почти на пол-альбома. Четыре песни, над которыми они начали работать сразу по окончании «Эл-Эй. Вумэн».
— Надо же, — в который раз повторил Стюарт, удивленно качая головой. — Впервые слышу, что они тогда начали еще один проект.
— Да. И в то же время Маккартни вроде как собирался сюда на пару дней, но в последний момент ему пришлось отказаться. А жаль. — Настала очередь качать головой Элу.
Стюарт вновь глубоко затянулся сигаретой, потом выдохнул серый клуб дыма, переходя на пару шагов дальше по коридору к следующей фотографии в рамке. Это был черно-белый глянцевый портрет Джима Моррисона, который стоял, поставив ногу на усилитель. По нижней части фотографии прямо по его затянутым в черную кожу чреслам ползла золотом роспись. На фотографии Моррисон обеими руками — прямо как бейсбольную биту — сжимал бутылку виски и, наклонив голову, глядел в пол. Длинные вьющиеся волосы занавешивали лицо, но Стюарт тут же узнал выгнутую в самодовольной ухмылке верхнюю губу легенды рока. Мальчишкой в Челси, штат Массачусетс, Стюарт ночь за ночью практиковался перед зеркалом в ванной, добиваясь этой презрительной усмешки.
— Поверить, черт возьми, не могу, что вы записывали всех этих ребят, а никто об этом даже и не слышал.
— Ну, я бы не сказал, что совсем уж никто не слышал. Кое-кто знает. — Голос Эла упал до почти заговорщицкого шепота. — Эта студия — вроде как секрет для своих, так сказать, среди профессионалов. Мне не надо особо рекламировать себя, поскольку народ и в общем-то слышит о том, что мы тут делаем, и сам приезжает ко мне.
— Да уж, готов поспорить. Но… Я хочу сказать, дерьмо, достаточно только поглядеть на эти чертовы картинки на стене! — Стюарт громко охнул. — Да это ж просто «Кто есть кто» истории рок-н-ролла.
— Задницу можешь прозакладывать, что да, Стюи-малыш.
Тут Стюарт едва не взорвался.
Стюи-малыш! Так его никто, ну никто не смел называть! Но Эл продолжал говорить, даже не замечая ярости Стюарта:
— И если нам удастся договориться, знаешь, чью фотографию я повешу сюда на стену прямо возле «Короля Ящериц», Джими Хендрикса и Дженис Джоплин?
С улыбкой он замолк, явно поддразнивая своего гостя, но Стюарту не было нужды отвечать — что до него, так он знал, кто это будет.
Стюарт Бонни был ведущим гитаристом «Броукенфейс», стремительно идущей в гору хард-рок-группы из Бостона. После вереницы «почти-хитов», как окрестил их песни какой-то писака, их первый альбом на «Релэтивити Рекордс» весной сам, без посторонней помощи, пробил себе дорогу в первые пятьдесят. После летнего турне, где группа разогревала зал для «Перл Джэм», он поднялся на самый верх, взял первое место, но продержался там только неделю, потому что вышел новый альбом «Ю-Ту». В отличие от большинства групп, кому обычно требовалось год-два, чтобы выдать следующий альбом, «Броукенфейс» на следующий же день после того, как в августе закончилось турне с «Перл Джэм», начали записывать «Зигомэнтик», который надеялись выпустить еще до Рождества.
Но тут начались проблемы.
Группе не слишком нравилось, как обстоят дела на их нынешней студии, в особенности с Эдом Симмонсом, сопродюсером их первого альбома на «Релэтивити». Было и не явное, но вполне ощутимое давление со стороны денежных мешков наверху: выдайте, мол, что-нибудь, что попало бы в десятку сразу по выходе. А Симмонс все повторял: «Я что-то сингла тут не слышу! А ты?»
За последние несколько недель обстановка все накалялась, временами грозя разорвать саму команду изнутри. Вот почему Стюарт решил взять себе уик-энд, чтобы прокатиться из Л.A. в Сан-Франциско. Как и многие рокеры, он, спасибо профессиональным слухам, слышал о студии «Чистый звук» Эла Сильверстайна, и ему хотелось поговорить с самим Элом, посмотреть, чем тут пахнет. Все это было не всерьез, по крайней мере на этом этапе. Он пока просто разнюхивал, не собираясь ничего решать. На Стюарта не так-то легко было произвести впечатление — учитывая выработанный за годы имидж крутой невозмутимости. Но, глядя на этот наглядный перечень всех тех, с кем работал Эл за последние двадцать лет или около того, он уже знал, что сделает, черт побери, все, что в его силах, чтобы заставить группу приехать сюда хотя бы на пару недель поглядеть, получится ли у них тут что. Не может же быть это хуже проблем, какие у них и так есть. А если все обернется совсем уж скверно, Стюарт все равно подумывал уже о том, чтобы расквитаться с группой и начать работу над соло-альбомом.