Мертвый эфир
Шрифт:
Но теперь чересчур поздно. Я побежал к двери в комнату, окна которой, по-видимому, выходили в японский сад. Теперь я втягивал щеки тоже — наверное, из солидарности с ягодицами. Все мое тело охватила дрожь. Дернув на себя ручку и ввалившись в помещение, я споткнулся и чуть не упал. Спальня. Большая. В ней темно: оба высоких окна закрыты вертикальными полосками темно-серых жалюзи.
Справа и слева от постели — широкой, черной с белым — по двери. Я открыл одну — там оказалась туалетная комната, то есть гардеробная, не имеющая ничего общего с сортиром! Господи, что творится с этими богатыми ублюдками? Почему эти сукины дети не могут пользоваться обычными шкафами, как нормальные люди? Я засеменил вокруг кровати, стараясь изо всех сил стискивать колени и бедра, но вместе с тем продвигаться вперед, при этом прижимая руку к заднице — как можно крепче, словно стараясь остановить то, что перло наружу. Боже, о боже, если и вторая дверь не ведет в туалет, мне придется наделать в собственные штаны.
Дверь широко распахнулась, и прямо передо мной предстал великолепный фарфоровый унитаз с богатыми, из темного дерева, стульчаком и крышкой. Я вмиг стянул с себя перчатки.
Но только лишь я успел заскулить от радости, как радостный визг сменился яростным ревом отчаянья и разочарования, потому что мне пришлось потратить несколько драгоценных секунд на то, на что я вовсе не рассчитывал, — на то, чтобы высвободиться из проклятого тесного комбинезона и лишь тогда получить доступ к джинсам и дальше, к трусам. Я едва не забыл откинуть крышку унитаза, прежде чем повернуться к нему задом.
Срать я начал еще до того, как моя задница коснулась деревянного стульчака. Процесс протекал бурно: с брызгами, с отвратительной болезненностью, — но мне показалось, будто я все-таки сумел удержаться в рамках принятых в обществе традиционных обычаев дефекации.
Откинувшись назад с закрытыми глазами и дыша через рот, чтобы не ощущать жуткой вони, шедшей из унитаза, я в течение нескольких коротких, мимолетных мгновений плыл куда-то, подчиняясь приливной волне животного облегчения, прокатившейся по всему телу.
— Какой кайф, — выдохнул я.
Для того чтобы восстановить чистоту, понадобилось некоторое время. Я почти закончил, когда до меня дошло, что я, скорей всего, только что облегчился в туалете Джона Мерриэла, а не Сели. Туалетные принадлежности, разложенные по многочисленным полочкам, явно принадлежали мужчине; на полочке над одной из двух больших раковин лежала электрическая бритва, а выше висело зеркало для бритья. Когда же ко мне вернулась способность мыслить, я припомнил, что вся одежда в гардеробной, куда я заглядывал раньше, тоже была мужской. Но я находился в таком состоянии, что ничего не замечал.
Мне показалось полезным спустить лишние пару раз воду и хорошенько поработать щеткой, чтобы уж точно не осталось ни пятнышка.
Выходя, я оставил туалет в том же виде, в каком его нашел, вот только запах… Тогда я воспользовался освежителем воздуха — скорее в силу той привычки, которую матери удалось мне привить в раннем возрасте, чем действительно надеясь, будто это может хоть что-то исправить. Случись Мерриэлу вернуться домой через час или вроде того, аромат альпийского луга вызвал бы не меньше подозрений, чем фекальное зловоние, коли первое, что придет в голову хозяину дома, — это взбодриться под душем после тяжелого дня, посвященного спелеологии.
Педантично сложенные полотенца в ванной устрашили меня, так что, вымыв руки, я вытер их насухо о комбинезон, вместо того чтобы марать такую безупречную белизну. Затем снова протер бумажной салфеткой поверхности, которых касался.
Еще несколько глубоких вдохов, глоток из-под крана с холодной водой, и я достаточно успокоился, чтобы продолжить начатое. В коридоре напротив я обнаружил еще одну большую спальню, которая тоже выходила окнами в сад.
Эта спальня была вся в бледно-зеленых и голубых тонах, начиная со стен, потолков и ковров, до мебели и всего остального. Однако на стенах виднелись и буйные всплески тропически, яркого цвета: висящие там картины со сценами буйно цветущих джунглей — изобилующие абстрактными изображениями цветов, листьев, облаков и скал, запечатленных как бы сквозь завесу многоцветного хаоса, созданную неясными очертаниями неисчислимого множества мечущихся во всевозможных направлениях попугаев всевозможных пород.
Окна — того же размера, что и в спальне напротив, — закрывались толстыми черными жалюзи. Может, в здешних местах все держат жалюзи закрытыми, промелькнуло в моем мозгу, и у меня зародилась надежда. Может, никто и не видел, как я перелезал через стену.
Мебель в светлых тонах. Большой туалетный столик с гребнями и всевозможными флаконами на нем, а также специальное деревце с перстнями и колечками на ветвях; все разложено, расставлено и развешано изящно и аккуратно. В помещении жарко.
Это определенно спальня Селии, решил я. Ванная примыкала к ней с другой стороны. Пришлось опять стягивать дурацкие огромные перчатки. И почему я заранее о них не подумал? Если бы я у себя дома, на «Красе Темпля», дал себе труд хоть минуту поразмышлять о том, как все произойдет, то понял бы, что мне нужна пара обычных тонких перчаток… Ага! Вот он, ключ, прикреплен ко дну коробочки с тампонами куском клейкой ленты. Сознаюсь, я довольно долго катал по ладони несколько тампонов и смотрел на них, затем, все еще не выпуская их из рук, оглядел ванную комнату: ее джакузи, ее душевую кабинку. А когда разглядывал ее унитаз, то заметил, что улыбаюсь.
Господи, какого черта, ну что я тут корчу из себя восторженного идиота, лаская тампоны своей любимой, и, обалдев от счастья, с нежностью глазею на ее стульчак? Проснись, Кеннет, черт побери, и начинай шевелить задницей, губошлеп. Я положил тампоны в коробочку и поставил ее на полку, и вновь протер места, где могли оказаться отпечатки пальцев.
Затем я вернулся на второй этаж, к закрытой двери. Теперь у меня появилось немного времени, чтобы оглядеться. Дом был обставлен в респектабельном, немного старомодном стиле, который, пожалуй, хорошо соответствовал характеру здания. Собственно, он сильно напоминал чуточку более современные апартаменты отелей, в которых бывали мы с Селией. Наверное, она чувствовала себя там как дома. Правда, здесь отсутствовала удушающая жара.
Отперев ключом дверь кабинета, я закрыл ее за собой. Кабинет показался мне еще более старомодным, чем весь остальной дом. Большой письменный стол в стиле честного, без тени иронии, ретро, со столешницей, отделанной золоченой бронзой и затянутой бордового цвета кожей, латунная лампа с зеленым плафоном. Компьютер «Хьюлет-Паккард» с большим плазменным экраном. Ха! Так и знал, что Мерриэл не из «макинтошников». Никаких признаков сейфа с оружием я не заметил, но предположил, что он находится не на виду.