Мертвый эфир, Бэнкс Иэн М.

Мертвый эфир

на обложку

Бэнкс Иэн М.

Шрифт:

Где-то на середине моей тирады в мобильнике Ангуса что-то щелкнуло и раздались гудки.

Фил прокомментировал это так:

— Ангус покинул эфир.

— Похоже, что так, — согласился я, поглядывая на студийные часы и вычеркивая карандашом еще один пункт в сценарии, — Итак, завершился очередной раздел нашей передачи, который мы называем «Безумству храбрых», это когда самые отчаянные смельчаки, не боясь оскорблений, звонят, чтобы над ними поиздевался настоящий профессионал. Нам также удалось заполучить кое-какую чрезвычайно важную информацию о всяких штуковинах, которым вам так не хватало, хотя вы об этом ни сном ни духом. А потом — раз уж зашла речь об оскорблениях — послушайте Шегги [68] . Держитесь подальше. Держитесь как можно дальше…

Shaggy (Орвилл Ричард Беррелл, р. 1968) — ямайско-американский певец, работает на стыке регги и рэпа.

— Какого черта, что ты делаешь?

— А чё? Я передумал. Хочу джина с грипфрутовым соком.

— И ты звонишь Крейгу, чтобы изменить заказ?

— Во-во.

— Да ведь он метрах, блин, в восьми от тебя, — запротестовал я, указывая в сторону бара, — я даже отсюда могу видеть его бритую черепушку…

Дело было еще в августе. Погожим субботним вечером мы сидели на алюминиевых стульях, поставленных прямо на тротуаре рядом с баром на Фрит-стрит. Наступали сумерки, обещая одну из тех теплых летних ночей, когда весь лондонский Сохо воспринимается как одно гигантское помещение внутри перенаселенного дома, превращенное в единое целое людьми, до отказа заполнившими обрамленные невысокими зданиями улицы, а еле-еле пробирающиеся по узким улочкам автомобили движутся зачастую даже еще медленнее праздных гуляк, скорее напоминая выставочные образцы из автосалонов. Все эти большие неуклюжие сооружения, весь этот горячий твердый металл — все цементируется массой мягких, по-летнему полуодетых людских тел. Музыка барабанила из распахнутых окон и дверей бара, просачивалась из клуба напротив, всего в нескольких шагах на другой стороне улицы, пульсировала с проезжающими машинами — приглушенно, если стекла были подняты, и резко, если опущены. Я вдыхал ароматы сигар, травки, автомобильных выхлопов, духов, соуса карри, кебабов, пива, пота и гудрона. А кроме того, время от времени долетал запашок не то помоев, не то канализации, будто нечто гниющее и вредоносное просачивалось откуда-то снизу.

Эд быстро повернулся на своем насесте, бросил взгляд в сторону переполненного, шумного бара, где Крейг, похоже, наконец-то пробрался к стойке.

— Ага, — согласился мой приятель, — наверняка так и есть, — и продолжил тыкать большим пальцем в клавиатуру своего мобильника, — Но попробуй-ка добраться до него или хотя бы привлечь его внимание.

Я решил, что Эд говорит дело. Потом мне пришло в голову, что желаемого результата можно достичь, если метко запустить в Крейга кубиком льда, но затем я бросил взгляд на свою бутылку «Будвара» и на стоящую перед Эдом бутылку «Бекса» и решил: нет. Даже при условии достаточного запаса льда (а его-то у нас и не было) и моих потрясающих метательных способностях (которые, увы, могли сильно пострадать после трех или даже уже четырех часов, проведенных за поглощением пива) вполне можно было и промазать, что привело бы к взаимным упрекам и шумной ссоре. А то и к скандалу и даже к рукопашной схватке.

— Аллё, Крейг! Да… Хи-и-и, хи-и-и, хи-и-и. Лучше всего, приятель… Нет, джин с каким-нибудь соком… Сам знашь, лучше с грипфрутовым… Да, твое здоровье, старина.

— Бери две! — заорал я в трубку, да так громко, что на меня обернулись несколько прохожих.

— Угу, это он, — сказал Эд в мобильник, — Жду.

— Видок у тебя унылый, — сказал я.

— Я дико зол.

— Не бери в голову.

Эду сейчас следовало находиться совсем в другом месте. Сегодня он должен был диджеить в Лутоне, но едва он приготовился начинать, как мероприятие отменилось: кто-то позвонил о заложенной бомбе. От нечего делать Эд присоединился к нам с Крейгом, поскольку у нас на данный вечер планировался выход в свет. Вообще-то мы собирались пойти шататься по клубам, но как-то так вышло, что мы сбились с торного пути и в конце концов вырулили на дорогу Большой Пьянки. Теперь уже не могло и речи идти о посещении каких-нибудь зажигательных танцулек с целью охоты на милых дам. Конечно, мы вполне могли убедить себя, что мы еще ого-го, но тогда наши похождения закончились бы наверняка уже совершенным унижением.

— А зачем кому-то может понадобиться закладывать бомбу в клубе? — спросил я Эда. — Или, по крайней мере, угрожать это сделать?

— Тут, паря, драчка за сферы влияния. Кому устраивать эти иггучки-дрючки, кому обеспечивать безопасность, а кому толкать дурь, тут крутится уйма бабла. — Эд прикончил свой «Бекс». — Все обычно идет гладко, все шито-крыто, ведь каждому выгодно, чтобы башли текли без задержек, но иногда возникают какие-то трения, а никому не хочется уступать; тогда-то какая-нибудь задница возьмет и брякнет аргументом повесомее. Как, например, сегодня, — Он покивал и взглянул в мою сторону. — Что-то навроде того, чем занимается этот твой Мерриэл.

— Ты так думаешь?

— Вполне вероятно. — Эд передернул плечами, — Точно не знаю, да и не хочу знать. Для меня это просто некий поганый ублюдок, который улаживает их говеные дела. А в результате выворачивает карман честному работяге диджею, рази так можно?

— Погодь, сейчас я организую выпивку.

— Мотай поживее…

Понятия не имею, где это произошло.

— Зде…

— Что?

— А ты секешь, о чем тарахтит твой дружок?

— Кто, Крейг?

— Ну, кто ж ище, балда?

— Понимаю, будь спок.

— Кой-то чумовой акцент, ась?

— Какого черта, о чем ты?

— Говорю, мне с вашей шотландской шатией завсегда трендеть раз плюнуть, а с ним прям хоть переводчика заводи.