Мертвый эфир
Шрифт:
Вообще-то не очень. В смысле, я вообще не имею права ревновать или огорчаться, и уж всяко не в случае с Крейгом, из-за некогда происшедшего между мной и Эммой, хотя, конечно, подобная логика типа услуга за услугуне оказывает никакого влияния на тот набор древних инстинктов и запрограммированных изначально реакций, из которых, в сущности, и состоит человек.
— Вовсе нет, — возразил Крейг, — Ничего не одно к другому. Она чуть ли не набросилась на меня. Вдруг, ни с того ни с сего.
— Господи!
— Мы и выпили-то всего по полбутылки…
— Вина?
— Разумеется, вина. Не стану же я спаивать девушку виски.
— Извини.
— И только я собрался раскупорить еще одну…
— Ах, даже так?!
— Вот именно. И все в рамках приличий, вел себя культурно и вообще. Так что иди куда подальше со своими подозрениями и гнусными намеками, понял?
— Прости.
— Джоу буквально повисла на мне. Оборачиваюсь к ней в изумлении, а она впивается губами в мой рот, а рукой хватает меня за яйца.
— Охереть, — произнес я, переводя взгляд с далеких туч на Крейга, — Надеюсь, ты повел себя подобающим образом.
— Вовсе нет, Кеннет, — возразил Крейг, вытягивая ноги в серых трениках, которые, как и его куртка, вышли из моды лет десять назад, — Вести себя подобающе означало бы показать ей, насколько прекрасен любовный акт с настоящим мужчиной, но я этого не сделал.
— Спорю, что взасос-то ты с ней нацеловался, подонок. Джоу это классно умеет.
Лицо Крейга приобрело задумчивое выражение.
— Хм… Я склонен был относить это на счет нервного возбуждения, но теперь понимаю, что ты прав.
— А ты ее точно не трахнул?
— Нет, потому что принес себя в жертву дружбе. «Ты красивая, — сказал я ей, — и твое внимание мне льстит, но утром мы пожалеем о том, что сделали». Господи, мы даже сошлись на том, что, хотя ты и заслуживаешь самого гнусного предательства, мы лишим себя такого удовольствия.
— Только… Ах, черт побери!
— Ну, что теперь?
— Так, пришла в голову неприятная мысль.
— Какая? И кому ты звонишь?
— Однажды она пошла искать меня к Эду.
— Ну и ну!
— Вот именно!
Крейг сделал такое движение, словно собрался встать со скамейки.
— Хочешь, я…
— Ну если желаешь поглядеть на мое унижение, гляди прямо сейчас. Раньше сяду — раньше выйду.
— Ты трахался с ней, да?
— Нет, не было такого!
— Слушай, Эд, Джоу сама говорила, что однажды пошла к тебе. А в другой раз она сходила к Крейгу и стала приставать к нему…
— Эй, — вмешался Крейг, — попрошу меня не впутывать!
Его замечание я проигнорировал.
— …так ты что, станешь утверждать, будто она не пыталась проделать то же и с тобой?
— Э-э-э…
— «Э-э-э»? Так ты говоришь «э-э-э»? И это все, что ты можешь сказать?
— Видишь ли…
— Так, значит, ты вправду трахал ее! Сукин ты сын!
— Да она сама запрыгнула ко мне в постель. По сути, это было изнасилование!
— Иди-ка подальше с такими объяснениями, Эд.
— И потом, она сказала, что никогда не делала этого с черным парнем. Что мне оставалось? Лишить ее этой возможности?
— Только не примешивай сюда, бля, проблему межрасовых отношений! И прибереги для кого-нибудь другого легенду о потрясающих в постели черных жеребцах-рекордсменах.
— Я ничего не примешивал, браток, это все она!
— Ах, Эд, как ты мог, какого хрена тебе это понадобилось?
— Не сумел удержаться, старик.
— Пора, бля, и научиться, юнец-переросток!
— Слушай, старик, я жутко сожалею. На другой день чувствовал себя просто отвратно, и такое больше не повторялось, ей-ей.
— Ага, позабавился, трахнул девушку лучшего друга и сделал еще одну зарубку на своих гребаных зеркалах над кроватью, эка невидаль, да?
— Слышь, Кен, ежели б я мог вернуться в прошлое и сделать, чтобы того раза никогда не было, поверь, я так бы и поступил. А не говорил те потому, что не хотел причинить боль или испортить ваши с Джоу отношения. Чесслово, мне б хотелось, чтоб такое никогда не случалось. Но так уж вышло, и я об этом жалею, старик. Мне совестно. Прости меня, а? Прошу.
— Ну… В общем… я не… — промямлил я, но затем вскипел: — Слушай, дай мне еще хоть немного на тебя позлиться, так тебя и разэдак!!! — А потом прибавил уже менее пылко: — Мерзавец.
— Сожалею, старик.
Да уж, подумал я. Мы все о чем-нибудь, да сожалеем. Каждый только и делает, что сожалеет. Человечеству давно пора взять двойную фамилию. Получилось бы Хомо Сапиенс-Со-жалеюнс. Разумный, носожалеющий. Может быть, нам удалось бы ее взять по результатам опроса общественного мнения, имеющего целью посчитать, сколько за нами числится оплошностей и ошибок.
— Послушай, — сказал Эд.
Что-то оборвалось у меня внутри, и я похолодел: ну вот, теперь то же самое «послушай» мне довелось услышать от Эда. О чем же мне придется узнать на сей раз?
— В чем дело? — спросил я.
— Твоя телепередача назначена уже на завтра, так ить?
Ах, черт побери, он все-таки разведал про этого Роуба и вычислил, что я, видно, задумал взять пушку прямехонько в студию.
— Удачи с ней, ладно? Желаю тебе, чтобы все прошло хорошо. Устрой тому нацистскому ублюдку настоящую выволочку, слышь?