Мертвый город
Шрифт:
– Саша, я…
– Пошла вон. – он произнес это устало, буднично, как будто отправлял ее в магазин за хлебом, а не прочь из его стремительно пустеющей жизни.
Она все поняла. Она была умной девочкой. Собиралась она быстро, ловкими, отточенными движениями опустошая переполненные шкафы. Долго плакала над жадно раскрытым чемоданом. Он вдел в уши наушники и сделал погромче. Сидел, прикрыв усталые, измученные глаза, постукивая пальцами по столу в такт ритмичной мелодии.
Когда он открыл глаза, окно было заляпано акварелью надвигающихся сумерек.
В квартире царила гулкая всепроникающая тишина.
«Мы Вам перезвоним», – десятки мужчин и женщин, закованные в крепкие доспехи беспристрастности, растерянно вертели в руках его незамысловатое резюме. Их мысли были далеко. Им не было дела до маленького никчемного человечка, лишившегося средств к существованию. Они все задавали и задавали свои бесконечно тупые вопросы, заваливали его тоннами психологических тестов, фальшиво улыбались, не глядя ему в глаза. Он все понимал. Он был одним из тысячи. Менеджер по продажам чего-то там. С явным оттенком мизантропии на лице. Он знал, что они не перезвонят. Он вежливо прощался и уходил.
Деньги кончились. В кармане одиноко болтался измятый проездной на метро и полупустая пачка сигарет. В холодильнике – пакет молока и слегка заржавевшая банка шпрот. Его рука сама потянулась к маленькому белому лоскутку на стене. «На склад требуются рабочие».
Теперь его день стал простым и понятным, как рисунок первоклассника. С раннего утра до позднего вечера – череда коробок, которые требовалось заклеить скотчем. Просто коробки и просто скотч. Коробки, коробки, коробки… Миллионы коробок. И скотч. Скрипучий, независимый, где-то даже упрямый. Но без скотча никак. Скотч был здесь главным. Главнее, чем человек. От него зависела жизнь этих вечно согнутых усталых людишек. Скотч был их боссом. Он платил им, он позволял им выполнять их работу качественно и в срок. Благодаря ему они могли покупать продукты и иногда даже одежду. Он держал руку на пульсе. Он правил бал.
Мысли шныряли в голове с бешеной скоростью. Пока коробки, охая, перекатывались в его руках, пока их щели заполнялись плотной надежной липкостью, он ловил разбегавшиеся в стороны мысли и пытался упорядочить их. Иногда получалось. Чаще – нет. Потом он возвращался домой, готовил нехитрый ужин и ничком падал в постель. Тут же его настигал тяжелый, свинцовый сон. Без сновидений и душевных терзаний. Потому что устал. Потому что не было сил. Потому что пальцы склеились между собой, превратившись в гребаные плавники, а спина горела огнем. Утром звонил будильник, он принимал душ, пил крепкий кофе и выходил в холодную предрассветную морось.
И начиналась новая битва. Коробки. Скотч. Предательство. Пустота.
Глава 2. Перелом
На складе тонкой струйкой текла своя маленькая жизнь. Грузчики спали с кладовщицами, рабочие пили горькую в обеденный перерыв а после, дыша густым перегаром, с удвоенной силой мотали скотч. У него появился свой круг общения, – узкий и ненадежный, как зыбучие пески на пологих берегах его настоящего, но, тем не менее, он мог рассчитывать на некое подобие дружбы. Один из его новых знакомых, шустрый быстроглазый Игорек, был особенно внимателен к новому сотруднику. Он охотно делился с ним бутербродами и ошметками своей нескладной жизни. Дом сгорел, жена умерла, родителей он никогда не видел. И жалко его было, и смешной он был, и нелепый. Но работал он быстро, в его маленьких цепких руках так и мелькали картонные глыбы коробок, которые он играючи укрощал скрипучей липкой лентой. У Игорька никогда не было брака. Все коробки сверкали гладкими, словно отполированными боками, притягивали глаз острыми безупречными гранями. Его мастерство вызывало зависть у его менее проворных коллег, но на колкие замечания он только тихонько посмеивался, а гора коробок перед ним неумолимо таяла, словно порция сливочного пломбира.
Игорек не любил, когда его жалели. Он был сильным. С виду он был щуплым, невысоким, со смешно растопыренными руками, как у неумело вылепленного снеговика, но в нем чувствовался внутренний свет. Он мог помочь незнакомой женщине донести тяжелые сумки до остановки, мог на последние деньги купить шоколадку плачущему ребенку, мог заступиться за девушку, к которой привязались хулиганы. Он был как маленький добрый волшебник.
Игорька убили в пьяной драке в общаге. И Саша снова остался один.
Склад закрыли неожиданно и бесповоротно. Посреди смены в здание ворвались люди в черных масках с автоматами в руках, всех вывели на улицу, предстояла долгая проверка документов.
Саша успел перекинуться парой слов с бригадиром. Его скупой прогноз не предвещал ничего хорошего. Оказалось, они так тщательно и аккуратно упаковывали фальшивые лекарства. Их продавали смертельно больным людям, в которых еще жила надежда. Надежда на то, что эти лекарства помогут, спасут. И все будет хорошо. Снова.
Все закончилось глубокой ночью. Их отпустили по домам, вежливо попросив не выезжать из города. Александр, шатаясь, брел вдоль пустынного шоссе, в глазах стояли застывшие, как застарелая смола, слезы. Они убивали людей. Каждый час, каждую минуту они с остервенением паковали бесполезную смертельную пыль.
Он остановился на миг, сжал в кулаки свои липкие пальцы. Хотелось выть. Хотелось упасть на землю и кататься по ней, сдирая с себя кожу вместе с остатками клея и картонной пыли.
Он пил много дней. Вся накопившаяся за последнее время боль взорвалась в нем и запылала внутри ярким сокрушительным пламенем. Водка обжигала горло, туманила разум. Но легче не становилось. На миг его настигало короткое забытье и снова выбрасывало на берег сознания, усеянный мелким крошевом его раздробленной жизни. Его воспаленный мозг, как последний мазохист, плотной губкой впитывал в себя тяжелые мрачные мысли. Неотвязные. Липкие. Как скотч.
Звонок телефона острым ножом разрезал его реальность, разбросанную по углам комнаты. Он рывком сел на постели и потерянно огляделся. Пустые бутылки, грязная одежда, заляпанные тарелки, воинственно ощетинившиеся острыми пиками окурков. Он прижал пальцы к вискам. Телефон продолжал звонить, этот резкий настойчивый звук, казалось, навсегда повис в затхлом отравленном воздухе.
– Саня, это Костик со склада! – услышал он звонкий, возбужденный голос. – Ты дома? Ты как вообще?
– Никак, – прохрипел он, шаря вокруг себя неподвижными пальцами в поисках сигарет.
– Саня, давай я приеду! Разговор есть, серьезный!
– Не, не надо, – вяло запротестовал он.
– Я выезжаю, буду через полчаса! Водку брать?
– Бери, – сдался Александр. В горле пересохло, голова раскалывалась, а пустая батарея бутылок по периметру комнаты вселяла непреодолимую тоску.
Он приехал, радостный, раскрасневшийся с дороги и в предвкушении, загремел бутылками, зашуршал пакетами с нехитрой закуской. Наконец, все приготовления закончились, они опрокинули в себя по маленькой порции водки: острой, пряной, дышащей ледяным паром. Молча, не чокаясь. Словно договорились заранее. Костя крякнул, захрустел скользким пупырчатым огурцом. Саша закурил. Пространство постепенно обретало формы. Строгие очертания комнаты расставляли предметы по местам, приручали их, подчиняли. Он опять возвращался в свою маленькую нелепую жизнь.