Шрифт:
— Явился не запылился, — проворчал судмедэксперт Адам Гафтенберг, когда я, проскользнув под лентой ограждения, приблизился к нему.
Наши с ним отношения вряд ли можно было назвать дружескими. Нередко у меня возникало желание отвесить старому брюзге звонкий подзатыльник, однако тот факт, что Адам был едва ли не лучшим судмедэкспертом во всем Черничном королевстве, всегда останавливал мою руку в моменты праведного гнева. В наше время хорошие спецы встречаются до безобразия редко, и потому ты вынужден мириться с дурным характером
— Я тоже по тебе скучал, Гафтенберг, — с глумливой улыбкой заявил я и легонько хлопнул старика по плечу, отчего бедолага едва не рухнул навзничь.
— Поаккуратней, верзила! — прикрикнул на меня Адам, инстинктивно прижимая к груди чемоданчик с рабочим инструментом и грозно хмуря тонкие, будто нарисованные, брови.
— Что тут у нас? — не обращая внимания на скрипучий голос старого ворчуна, поинтересовался я.
— Труп, как обычно, — буркнул Гафтенберг. — Хочешь, сам взгляни.
— Хочу, конечно. Уберите простыню, — взглядом отыскав дежурившего у ленты сержанта, велел я.
Он без лишних слов выполнил мой приказ и поспешно отступил в сторону, дабы не загораживать труп, а я шагнул к телу и, прищурившись, замер над ним. Возле мусорного контейнера лежал бородатый гоблин с клеймом цветочника на правой скуле; высокий и худющий, он был одет в опрятный серый пиджак и серые же брюки. Глаза покойного были широко раскрыты, а ноги босы.
— Личность установили? — уточнил я, опускаясь на корточки рядом с трупом.
От убитого пахло вином и корицей. Видимо, успел выпить порцию-другую глинтвейна незадолго до смерти.
— Да, — отозвался Гафтенберг. — Зеваки признали в нем Фег-Фега, хозяина магазина «На вкус и цвет», что на западной окраине бульвара.
— Местные говорят, он был слепым, — вставил сержант.
— Слепым? — переспросил я. — Никогда прежде не встречал слепых цветочников.
— Он был единственным в своем роде, — пояснил Адам. — Что-то вроде местной реликвии.
— А родственники у него были? Жена? Дети?
— Племянник Гут-Гут. Помогал ему в магазине.
— За ним послали? — я повернулся к сержанту.
— Да, но магазин закрыт на висячий замок, — развел руками тот. — Видимо, парень в отъезде.
— Или сбежал, — задумчиво пробормотал я.
— Думаете, это он убил Фег-Фега?
— Не исключаю такой возможности, — пожал плечами я.
— Прикажете направить к магазину патрульных?
— Нет, не стоит. Они могут простоять там до второго пришествия Рута да так ничего и не дождаться. Лучше я сам туда загляну, ближе к вечеру. Если парень так и не объявится, подадим в розыск, и дело с концом.
Сержант кивнул, соглашаясь, что так будет лучше всего.
— Давай пока забудем о племяннике, — предложил я, — и сосредоточимся на теле. Кто и когда нашел труп?
— Мальчишка лет девяти, живущий неподалеку, — ответил сержант. — Около двух часов дня он играл тут неподалеку и случайно наткнулся на мертвеца.
— Где мальчик сейчас?
— Дома, с матерью. Увиденное немало его шокировало.
— Ну еще бы… — пробормотал я.
Взгляд мой снова наткнулся на босые ступни Фег-Фега.
— Как думаешь, его могли убить из-за ботинок? — спросил я, обращаясь к Адаму.
— Только идиот покусился бы на гоблина из-за ботинок, — презрительно хмыкнул Гафтенберг. — Тем более — посреди Цветочного Бульвара, на глазах у десятка собратьев.
Я задумчиво кивнул, соглашаясь с его словами.
Всем и каждому известно, что гоблины неравнодушны к цветам. Более увлеченных флористов не сыщешь при всем желании. И Цветочный бульвар являлся, по сути, физическим воплощением этой безудержной любви — куча магазинов, оранжерей, целые живые сады. И конечно же в этих богатых коллекциях среди цветов попроще зачастую находились редкие и, как следствие, необычайно дорогие экземпляры…
— А вот это гораздо больше походит на правду, — одобрительно кивнул Адам, когда я озвучил ему свою догадку насчет раритетного цветка. — Уж точно лучше, чем версия с ботинками.
— И все же, как думаешь, зачем убийца их взял? — не унимался я.
— Думать — твоя работа, Тайлер, — хмыкнул Адам. — Я лишь констатирую факты. У него нет обуви, и он, судя по следу на шее, задушен. Как, зачем, почему — вопросы не ко мне. Я даю факты, а ты на их основе выстраиваешь теории и находишь виновных…
— Тогда просто дай мне проклятые факты, — с усталым вздохом сказал я.
Четыре года назад один вид покойного гоблина, вероятно, заставил бы меня понервничать, но сейчас я гораздо спокойней отношусь к подобным вицам. Приобретенный опыт с лихвой компенсирует редкую седину в волосах и слегка расшатанные нервы. В конце концов покойники становятся всего лишь частью твоей повседневной жизни. Вместо «Надо же — трупы!» ты начинаешь думать: «Опять эти трупы…» и давишь зевок, разглядывая очередного мертвеца.
Я покосился в сторону Гафтенберга, который, присев на корточки рядом со мной, делал пометки в рабочем блокноте. Движения судмедэксперта были скупыми, резкими; карандаш едва не рвал бумагу, а грифельные обломки летели во все стороны. Старик не стремился создать шедевр поэтического искусства. Это был своеобразный конспект, необходимый для дальнейшей работы, — никаких лишних деталей, метафор, гипербол и прочей бесполезной мишуры. Поставив финальную точку, Адам возьмет в руки фотографический аппарат и сделает несколько снимков, с разных ракурсов, под разным углом. Затем внимательно осмотрит ногти мертвеца и, если отыщет под ними частицы кожи или фрагменты запекшейся крови, повезет найденные образцы в лабораторию для дальнейшего анализа. Все это займет уйму времени и, возможно, не принесет никакой реальной пользы. Утомительно, долго, скучно.