Мёртвый ноль
Шрифт:
Позади них, согнувшись в темноте грузового отсека по эту сторону от тёмной занавеси, сидели два пожилых джентльмена по имени доктор Фейсаль и профессор Халид. Оба были образованными людьми, не привыкшими к неудобству в дороге. Один был университетский преподаватель, другой- довольно известный инженер. Они никогда ранее не встречались до этого своего приключения, но немедленно узнали друг в друге родственный дух. Они не могли остановиться, увлеченно споря о политике, литературе, духовности, поэзии, науке, истории, законе, и каждый знал всё обо всём этом, и как мужчины любой породы и типа, при всей общности духа каждый пытался полностью переспорить другого. Споры! Они выводили Билала,
— Старые бздуны, — крикнул он, — заткнитесь! Нам нужно собраться. Из нескольких языков, на которых говорили пассажиры этой машины, единственным более-менее общим для всех четырёх был английский.
— Молодёжь, — сказал доктор Файсаль, — такая грубая в наши дни.
— Он просто свинья. Билал, ты свинья. У тебя нет никаких манер, никакого уважения, — подхватил профессор Халид.
— Эти двое, — сказал Билал Родригезу, — они знают всё ни о чём и ничего обо всём.
— В каком-то возрасте, — ответил Родригез, — все немножко съезжают, вот как они. Это должно быть где-то здесь.
— Мне не нравится это «где-то здесь», — недовольно отозвался Билал. Он был поджарым человеком в возрасте около тридцати пяти, мускулистый, одетый в убогий твидовый пиджак поверх потрёпанного черного свитера, джинсы и стоптанный кроссовки «Найк». Это был человек средиземноморского типа, тот, кого обычно называют «тёмным», из-за темноты кожи, глаз и вечной меланхолии, которая уходила только в тех моментах когда он улыбался, и тогда становилось ясно что он весьма привлекателен. Его чёрные волосы лежали непослушной копной, а вороватые глаза слегка косили. Он был из тех людей, чья неуёмность напрягала, которых находят несколько нервными, как будто бы его ритмы были более быстрыми чем у окружающих, как будто бы через его нервные соединения ток шёл быстрее чем надо, чья жадность не знала границ и кто был готов торговаться со смертью из-за пяти центов.
— Это пустыня, — сказал Родригез. — Она постоянно меняется.
— Я вроде как что-то слышал о пустыне.
— Тогда ты должен знать, что ветер меняется как захочет и может засыпать скалу или наоборот открыть, менять форму кактусов… вот оно, здесь.
Луч его фонаря пронзил грязное лобовое стекло и высветил трещину в земле, которая расширялась до оврага. В это время года там не было воды, и грязь на дне превратилась в россыпь глиняных черепков. Овраг бежал как дорога на двести ярдов, доходил до пограничного забора и уходил под него, открывая дорогу. Если немножко подрезать проём в заборе, то он будет достаточно велик чтобы под ним прошёл фургон. Затем ещё порядка сотни ярдов трудной, но вполне проходимой дороги приводили на шоссе, где, свернув налево, оставалось только лететь в самое брюхо Америки.
— Стоп, — сказал Билал. — вы, старые псы, режьте забор. Тут пройти будет нелегко.
Увы, доктор Файсаль не слышал его. Он обрисовывал невыразимо важную позицию относительно греческого мифа о Прометее, принесшем огонь и о том, как Зевс его наказал. Это была его тщательно обдуманная позиция- что миф был чем-то, что еврей Юнг называл «коллективное бессознательное» и что на самом деле Прометей принёс вовсе не огонь, а предвозвестие о прибытии Мухаммеда, а огонь был уничтожением Запада.
Профессор Халид думал, что это очень уж притянуто за уши.
— Я согласен, — говорил он, — что множество их мифов говорит о том, что в их характере, в их духе было бессознательное предчувствие чего-то недостающего, чего-то грядущего, чего-то надвигающегося, провозвещающего истину, но я не думаю, что всё это можно настолько конкретно определить.
— Да, да, да! — вскричал Файсаль. — Можно! Читали ли вы греческий оригинал? Я читал, и я говорю- так и есть!
— Заткнитесь! — заорал Билал. — Здесь очень опасно! Вы, идиоты, и понять не можете, что может произойти. Завалите квакальники, пока мы не окажемся в Аризоне, а там можете ругаться сколько захотите.
— Почти время молитвы, — сказал Файсаль.
— Молитвы сегодня отменяются, — ответил Билал, — с одобрения Аллаха. Обещаю, Аллах понимает.
Фургон затрясся по неровной дороге, переваливаясь через камни, проламываясь через растительность, сшибая кактусы. Но так и не ушёл ниже уровня земли: овраг был всего пяти футов глубиной, и около полутора футов фургона оставалось над землёй. Когда они доберутся до забора, придётся порезать несколько нижних струн чтобы фургон мог проехать дальше.
ландшафт Аризоны
— Что это было? — вдруг сказал Билал.
— Тебе показалось, — ответил Родригез.
— Нет, гляди, вон там…
Что-то упёрлось ему в рёбра. Глянув, он увидел, что Родригез держит в руке блестящий автоматический пистолет, нацеленный ему в бок.
— С сожалением, — сказал мексиканец, — я уведомляю тебя о лёгком изменении планов.
Два человека вышли из темноты, осветив фургон лучами фонариков. Он носили красные ковбойские банданы на головах, почти как тюрбаны и несли АК-47 с лёгкостью людей, которые проводят много времени с оружием в руках. Билал мог видеть, что у каждого в плечевой кобуре под джинсовой курткой каждый из них имеет такой же блестящий пистолет. Они были небрежно беззаботны. Израильские десантники. [28]
28
так в оригинале. Israeli paratroopers
— Выходи. Ты и старьё. Поглядим, что у вас такого важного едет в Лос-Эстадос, что помешало вам благонравно пройти пограничный пост.
— Что он сказал? — влез Фейсаль. — Почему у него пистолет? Билал, что происходит?
Дверь фургона резко съехала вбок и бандиты, взяв двух стариков, швырнули их на землю.
— Теперь ты, — сказал Родригез. — не причиняй неприятностей. Я разумен, а вот два моих амиго- они ёбнутые. Плохие парни. Я думаю, что могу их урезонивать до поры, но ты должен показать им, что уважаешь меня, а то они разозлятся. И, я знаю, у тебя с собой деньги. Я знаю, что ты не тронулся бы в долгую поездку по Америке с этими двумя старыми бздунами без денег.
— У меня есть деньги, — сказал Билал. — Много денег. Я заплачу. Не нужно неприятностей.
— О, это другое дело. Мои друзья, молодой человек будет сотрудничать. Он всё понимает.
Один из тех двоих подошёл, схватил Билала за край старого пиджака и отбросил его на борт фургона.
Распахнув пиджак, осмотрел его и отступил, кивнув.
— Ты скажешь мне, где деньги, — продолжил Родригез дружественным тоном. — Эмилио не любит ждать. Он нетерпеливый. Ты скажешь мне, где они, и я их заберу. И ещё. Мы поглядим, что за добро у вас в фургоне за занавесью- такое важное для Лос-Эстадоса. Видимо, очень важное, раз вы полезли во всё это говно.