Мертвый остров
Шрифт:
– Воля ваша, Алексей Николаевич, но молод пока Степка для такой чести! У нас, знаете ли, принято, что сахалинские «князья» столуются друг с дружкой, а более ни с кем.
– Сахалинские «князья»?
– Так точно-с! Этим титулом называют только двух человек в округе: самого начальника округа и смотрителя тюрьмы. Все другие им не ровня-с. И господин Белый, коего вы изволите временно замещать, придерживался такого обычая.
– Я сам разберусь, с кем мне обедать.
Ялозо обиделся. Ну и черт с ним! Алексей уже решил, что будет вести
Позавтракали втроем. Фельдман, довольный оказанной ему честью, держался скромно. А ведь должность у него не рядовая! На Сахалине нет ни своего отделения Окружного суда, ни прокурорского надзора. Расследование преступлений и вынесение наказаний по ним поручено не судебным органам, а административным. Поэтому секретарь полицейского управления даже ведет следствие и готовит по нему проект приговора. Наказания средней тяжести выносятся на месте. Хабаровский Окружный суд рассматривает только тяжкие преступления. В этих условиях чиновник имеет много соблазнов. Легко и зазнаться, получив такую власть… Пока Фельдман Алексею нравился. Он решил приблизить молодого человека и посмотреть на него внимательнее, в деле. Ялозо же вызывал антипатию. Хотя он правая рука, первый помощник! Как нарочно, титулярный советник обрушился на доктора Пагануцци, который вчера освободил от телесного наказания какого-то кавказца.
– Опять гуманности развел! Прошу вас взять этого итальяшку на заметку! Всю каторгу нам развинтит, они и бояться перестанут!
В устах Фомы Каликстовича слово «гуманности» звучало как матерная брань.
После завтрака Лыков долго подписывал накопившиеся бумаги. Большая часть их касалась перевода каторжных из разряда в разряд. Пять человек он произвел из испытуемых в исправляющиеся без раздумий. Люди снимут кандалы – уже хорошо. Двух поселенцев смотрители требовали посадить в карцер. Исполнение этих рапортов Алексей отложил, так же как и полдюжины ходатайств о телесных наказаниях. Ялозо он объяснил:
– Хочу перенять систему Бутакова. Он у себя в Тымовском округе знает каждого человека. И решает не по бумагам, а по характеру. С завтрашнего дня я начинаю прием просителей. Наказания, налагаемые моей властью, временно приостанавливаю – пока не войду в курс дела.
Титулярный советник скис. Он вежливо поинтересовался: почему наказывать заглазно нельзя, а миловать можно? У него на виду Лыков демонстративно завизировал прошение крестьянина из ссыльных о переезде на материк. И лишь потом ответил:
– Если наши тюремные администраторы лично ходатайствуют о милости, то как им откажешь?
– Но вот тут они же просят дать мерзавцу сто розог!
– Буду разбираться.
– Но почему?
– Если вы сами этого не понимаете, то затрудняюсь объяснить. И учтите, господин титулярный советник: я зверств ненужных не люблю. В случае чего нам трудно будет служить вместе. Понятно?
Расстались они холодно.
– Нужен второй лакей. Но благообразный! У вас глаз на этих мошенников наметанный, давайте помогайте. Может, вон того, кудрявого?
Наконец Алексей увидел Буффаленка. Тот стоял в арестантском халате, с наполовину обритой головой. У сыщика сжалось сердце… Дойдя до парня, он ткнул в него пальцем:
– Как зовут?
– Фридрих Гезе, ваше высокоблагородие!
– Немец?
– Так точно!
Лыков обернулся к своему помощнику:
– Немцы – нация аккуратная. И на лицо годится. Как находите, Фома Каликстович?
Ялозо придирчиво оглядел арестанта и спросил:
– За что прислан?
– За подозрение в сбыте фальшивых банкнот, ваше благородие!
– Подозрение… Раз суд решил, значит, сбыт, а не подозрение!
Лыков задумчиво почесал нос.
– Ошибка молодости, бывает… Но не убийца, не изнасилователь, так?
Титулярный советник, поняв, к чему склоняется начальство, подобострастно поддакнул:
– Так. Думаю, Алексей Николаевич, немец подходит. А не справится – заменим. Вон их сколько!
– Ну, Фома Каликстович, полагаюсь на вашу опытность. А ты, Гезе, отходи в сторону. Будешь при мне за второго лакея. С испытательным сроком! Чуть что не так – разжалую в древотаски.
Шеренга вполголоса зашумела. Вот подфартило колбаснику! В барак прийти не успел, а уже попал на ваканцию. Так на тюремном языке назывались все теплые должности, освобождающие от тяжелых каторжных работ. Ваканция – мечта любого арестанта, особенно кандального. Поэтому вперед сразу же выскочил мужичонка с растрепанной бородой.
– Дозвольте спросить, ваше высокоблагородие, а не надо ли для вашей милости воды носить али там дрова колоть?
– Таких дармоедов без тебя хватает! – рявкнул Ялозо. – А ну встать в строй, моторыга, острожное мясо!
И ударил мужика кулаком по лицу. Лыков даже растерялся: как быть? Ему очень хотелось вернуть удар своему помощнику, но делать этого было нельзя. Сыщик молча пошел дальше. Нужно взять в прислугу еще одного человека. Только что на глазах у всех надворный советник из толпы выбрал Фридриха Гезе. Почему именно его? Могут заподозрить. Парня требовалось кем-то разбавить. Вот хоть бы этим, с добродушным взглядом и большим недочетом в зубах.
– Кто таков?
– Зот Денежкин, банщик.
– Банщик?
– Так точно, ваше высокоблагородие! В Москве в торговых банях Исправникова служил.
– И парить умеешь?
– И парить, и мозолю срезать, и косточки размять.
– А что, Фома Каликстович, есть ли у нас банщик? – обернулся Лыков к Ялозо.
– Есть один, но он сейчас в карцере. Да и то сказать, малоспособный…
– Возьмем этого?
– Как ваше высокоблагородие распорядится.