Мертвый разлив
Шрифт:
– Чего? – удивился старец. – “Ума…” А что это вообще? Все давно известно, надо только по полочкам разложить – каждому! Ум есть порядок. Когда в головах все движется по установленным орбитам, тогда и в державе покой да благодать. Никто не прыгает с места на место, никто не замахивается на лишнее и не скачет выше головы. Каждый с готовностью принимает свою долю, осознав неизбежность. Ибо все мы – лишь грязь и тлен на стопах Господних!..
– Почтеннейший, у вас что, зуд в заду, изнуренном частой поркой? – не выдержал Вадим. – Не судите об остальных по себе, не обижайте людей. Что за компот у вас в мозгах, господи! Коктейль из церковных и партийных догм, приправленный паранойей. Где нахватались вы этого: в совдеповских верхах? Да вам же просто не хватило места возле кормушки – правильно? Вот вы и раздухарились. И принялись под обиду подводить базис, строить планы возмездия, предлагать новые модели – а что остается, если остался за бортом?
– За бортом – я? – Старец заперхал зловеще, обжигая безумным взглядом. – Это они доживают последнее – недели остались, даже дни. А за мной уже столькие идут!.. По всей губернии пробуждаются звери, восстают твари божьи, в коих еще сохранилась Сила, сплачиваются в тени Псов Господних и подсобляют им по мере разумения. Мы пройдем по заблудшим землям огнем и мечом, с корнем выметая скверну, железной рукой устанавливая повсеместно Порядок, – и если потребуется, оставим от мира пустыню!..
– Вы что же, воображаете себя революционером, вожаком великой и страшной стаи? – засмеялся Вадим. – Даже если вы ее соберете, думаете, на вас не найдется управы? Может, такое зверье даже на руку нынешнему режиму – судя по тому, что он не усердствует в отлове. Внешняя угроза сплачивает стадо, в этом вы правы. А внутрь вас просто не пустят – у вас лишь провокаторские функции, как у Гапона. Может, вы тоже на содержании у блюстов? Или у репрессоров?
Вот это оказалось последней каплей.
– Не скажу, что я захотел освежевать тебя живого, – сквозь зубы выцедил старец, – но поглядеть бы на такое не отказался.
– Врете вы, – уверенно сказал Вадим. – И сами б не побрезговали. Была бы ваша воля!..
– Мы еще встретимся, будь уверен, и тогда поглядим…
– Боже вас упаси!
С минуту проповедник пожирал его глазами, будто прикидывал шансы, затем круто повернулся и зашагал прочь. Решающий довод, клюка, в ход все же не пошел. Ну, не договорились – бывает. “Нет человека – нет проблемы”.
И Вадим устремился по следу дальше, сокрушенно качая головой. Надо быть терпимее к старикам… даже если когда-то они служили в расстрельных командах. Но ведь презумпция – поди докажи!
Некоторое время Вадим следовал узенькой тропкой, извивавшейся вдоль разрушенного забора, на удивление длинного. В проломы виделось всякое, в том числе промелькнуло пяток сцен из жизни маргиналов, не слишком, надо сказать, презентабельных. Как ни странно, на общем фоне людоеды выглядели почти пристойно: аккуратисты, чистюли, – но только выглядели. Кто знает, может, они и благотворительностью занимались: подкармливали своих менее удачливых собратьев, чем бог послал. Надо ж куда-то девать худшие куски? Бр-р-р… Вот тут фантазию лучше умерить.
Довольно скоро след привел Вадима к небольшому укромному строению, окруженному высоким кирпичным забором. Снаружи забор выглядел брошенным, зато изнутри был тщательно заштукатурен и выкрашен, только что обоями не покрыт. Таким же ухоженным оказался двор, перекопанный почти по всему пространству – словно для грядущего сева. И в самом доме порядок был идеальный, почти нежилой. Тем более, там и вправду никто не присутствовал: ни хозяева, ни гости, включая сегодняшнюю. От последней осталась только одежда, тщательно сложенная на спинке стула, возле просторной и тоже пустой кровати. Походило на то, что Вадим опоздал и сюда.
Ангелину он отыскал по отпечаткам босых ног, ясно различимым на рыхлом грунте. Некоторое время, совсем недавно, она металась между глухих стен двора, затем устремилась в дальний угол, к покосившейся щелистой будке. И там след людоедки наконец оборвался – вместе с жизнью, столь же бестолковой. Видимо, убийца загнал женщину в сортир, и в отчаянии та сунулась в подвернувшуюся норку. Неведомо как: может, благодаря шелковой комбинации, – она ухитрилась протиснуться туловищем в замызганную дыру, однако пышный зад застрял намертво. И теперь обмякшие бедра в приспущенных чулках были разбросаны по сторонам, а между ними торчал знакомый кухонный тесак, погруженный до рукояти, из-под которой еще пузырилась темная кровь. При этом ни одного лишнего следа: шаг внутрь, единственный выверенный удар и – назад, пока не забрызгало. Тоже, видать, чистюля! А заколотая еще долго сучила ногами – от таких ран скоро не умирают.
Расстроенно Вадим покачал головой. Наказание не уступало жестокостью преступлению – стало быть и палач, кем бы он ни был, до омерзения походил на осужденную. Он ведь не просто пресек дальнейшие похождения людоедки, спасая будущие жертвы, он рассчитался с ней за что-то; и способ слишком изощрен, чтобы оказаться случайным. Стращать здесь некого: вряд ли в глухой дворик забредали сторонние, – значит, дело в ином. Личные разборки? То ли Серафимовна кому-то недодала (что вряд ли), то ли наоборот, оказалась слишком щедрой. Может, один из несъеденных любовников воспылал ревностью? Или сгоряча отгрызла у бедняги сокровенное? Или… или… Боже мой!
Вадим вдруг понял, отчего лицо старика-проповедника показалось знакомым: не далее как сегодня оно мелькнуло на древней фотке, рядом с девчоночьей мордашкой. “И шестикрылый Серафим”, надо же! Так это не было пустой болтовней? Правда, там будущий пророк вовсе не походил на аскета – скорее на чревоугодника и сластолюбца. А “вбивал послушание” он, выходит, не только “через задницы”, но и через прочие подвернувшиеся места. И старался, видимо, изрядно, пока не обзавелся язвой да подагрой да склерозом – не постарел. Из-за нахлынувшего бессилия вспомнил о боге, как и большинство импотентов заделавшись моралистом (не себе, так и никому). И уж ему было за что мстить блудной дочурке: за подростковую ее сексапильность, доведшую до кровосмешения, за погубленного наследника, за несбывшиеся надежды. К тому же обрубил опасную нить, а заодно схоронил давний грех. Откуда я тебя породил, туда и убью, – как и положено у нас, наследников Бульбовой славы. А она рассчитывала обрести здесь убежище!..
Аккуратно прикрыв дверцу, Вадим оплескал будочку керосином, припасенным в кладовке, и подпалил. Конечно, не мешало бы снять с ножа отпечатки, но кто станет этим заниматься – не блюсты же? А мавзолеи плодить не будем – пусть душа поскорей отлетает от нагрешившего тела, преданного очистительному огню.
Где же искать тебя, старче? – спросил Вадим у дымного столба, вздымавшегося к близкому небу. И “чего тебе надобно” – теперь? По-моему, ты не тот конец обрубил, к тому же опоздал лет на сорок. Но мы еще встретимся, будь уверен. Ты ведь сам этого хотел?
2. Лига медведейКак уславливались, Скиф поджидал Вадима возле портовых гаражей, облокотясь на крышу положенного треколесника и привычно поглядывая по сторонам. Подобно Валету, он заматерел, еще оброс плотным жестким мясом и так же отпустил усы и волосы, словно подчеркивал, что при нынешнем своем положении вовсе не обязан самолично участвовать в разборках, – хотя при случае не оплошает.
– Точен, как и раньше, – произнес Скиф, глянув на часы. – Это радует. – Небрежно он протянул Вадиму руку, снисходя к новому подчиненному, и кивнул за плечо, внутрь гаража: – А там твой нынешний напарник. Представлять не обязательно?