Мешок с костями
Шрифт:
Водяная гладь тут же сменила свой цвет: из ярко-оранжевой стала ярко-красной, потом густо-бордовой. Откуда-то издалека до меня донесся одобрительный вопль Дивоура и заячий смех Уитмор. Я вновь хлебнул озерной воды, и мне пришлось напомнить себе, что ее надо выплюнуть, а не проглотить. Ноги сразу отяжелели, кроссовки теперь весили не меньше тонны каждая. Я опустил ноги и не нашел дна: глубина здесь была больше моего роста. Посмотрел на берег, полыхающий всеми оттенками оранжевого и красного цветов. От кромки воды меня отделяли двадцать футов. Дивоур и Уитмор стояли
Я в очередной раз нахлебался воды. Большую часть выплюнул, но что-то попало в горло, вызвав приступ кашля. Я начал уходить под воду и тут же попытался выкарабкаться, лихорадочно колотя руками, затрачивая куда больше сил, чем при плавании. Паника мутной волной захлестывала сознание. Голова гудела. Сколько ударов она сегодня выдержала? Кулак Уитмор… трость Дивоура… камень, брошенный Уитмор… или два камня? Господи, я не мог вспомнить.
Ради Бога, возьми себя в руки — ты ведь не позволишь ему взять верх? Не утонешь, как утонул маленький мальчик?
Нет, тонуть я не собирался.
Вынырнув из воды, одной рукой я ощупал затылок и обнаружил шишку с гусиное яйцо (она все росла) чуть повыше шеи. Когда я нажал на нее, то едва не потерял сознание он боли. Крови на кончиках пальцев осталось всего ничего, но ее могла смыть вода.
— Ты похож на сурка под дождем, Нунэн! — долетел до меня его голос.
— Что б ты сдох! — огрызнулся я. — За это я упеку тебя в тюрьму!
Он посмотрел на Уитмор. Она — на него. И оба расхохотались. Окажись у меня в тот момент «узи», я бы без колебаний убил их обоих. А потом попросил бы второй магазин, чтобы изрешетить тела.
А без «узи» мне не оставалось ничего другого, как плыть на юг, к дому. Они двигались параллельным курсом по Улице, он — на кресле, она — на своих двоих, строгая, как монахиня, то и дело наклоняясь, чтобы подобрать подходящий камень.
Я проплыл не так уж и много, чтобы устать, но устал. Должно быть, сказался шок. И в какой-то момент не вовремя открыл рот, хлебнул воды и запаниковал. Я поплыл к берегу, чтобы ощутить под ногами твердое дно. Роджетт Уитмор тут же возобновила обстрел. Сначала она израсходовала камни, что лежали на сгибе левой руке, потом взялась за те, которые складывала на коленях Дивоура. Она уже успела размяться, и теперь снаряды ложились в цель. Один я отбил рукой — большой, который мог раскроить мне лоб, — следующий оставил на бицепсе длинную царапину. Этого мне хватило, я вновь отплыл подальше, стараясь держать голову над водой, хотя боль в шее от этого только усиливалась.
Оказавшись вне досягаемости ее бросков, я оглянулся на берег. Уитмор стояла на самом краю Улицы. Чтобы максимально сократить разделявшее нас расстояние. Максимально! Дивоур устроился в кресле за ее спиной. Оба ухмылялись. Их лица окрасились красным, стали совсем как у бесов в аду. Красный закат — к хорошей погоде. Еще двадцать минут, и настанет ночь. Смогу я продержаться на воде еще двадцать минут? Двадцать — смогу, если удастся избежать очередной паники, но больше — вряд ли. Я подумал о том, что утону в темноте, увижу Венеру и утону. И тут же паника вцепилась в меня мертвой хваткой. Паника, она куда хуже Роджетт и ее камней.
Такая же ужасная, как Дивоур.
Я оглядел берег. Улица то тут, то там проглядывала среди деревьев, где на дюжину футов, где на дюжину ярдов. О стыде я уже и думать забыл, но никого не увидел. Господи, да куда же они все подевались? Отправились во Фрайбург отведать пиццы? Или в «Деревенское кафе» на молочный коктейль?
— Что ты хочешь? — крикнул я старику. — Хочешь, чтобы я больше не лез в твои дела? Хорошо, не буду!
Он рассмеялся:
— По-твоему, я только вчера родился, Нунэн? Я и не ожидал, что моя уловка сработает.
Даже если бы я говорил искренне, он бы мне не поверил.
— Мы хотим посмотреть, как долго ты продержишься на плаву, — добавила Уитмор и лениво так, по высокой траектории, бросила камень. Он не долетел до меня пять футов.
Они решили меня убить, подумал я. Решили убить.
Точно. Не просто убить, но и не понести за это никакой ответственности. Безумная мысль мелькнула у меня в голове. Я вдруг увидел Роджетт Уитмор, прикрепляющую объявление к доске «МЕСТНЫЕ НОВОСТИ» у «Лейквью дженерел»:
ВСЕМ МАРСИАНАМ Тэ-Эр-90! ПРИВЕТ!
Мистер МАКСУЭЛЛ ДИВОУР, всеми любимый марсианин, даст каждому жителю Тэ-Эр СТО ДОЛЛАРОВ, если никто из них не появится на Улице в ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ, С СЕМИ ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ. Там также нечего делать и нашим «ЛЕТНИМ ДРУЗЬЯМ»! И помните: ХОРОШИЕ МАРСИАНЕ все одно что ХОРОШИЕ МАРТЫШКИ! Они ничего не ВИДЯТ, ничего не СЛЫШАТ, ничего не ГОВОРЯТ!
Я не мог в это поверить, несмотря на мое более чем плачевное положение и все-таки едва ли не верил. Или ему дьявольски везло.
Усталость тянула вниз. Кроссовки стали еще тяжелее. Я попытался стянуть одну, но в результате опять хлебнул озерной воды. Они стояли, наблюдая за мной. Дивоур время от времени прикладывался к маске, что лежала у него на коленях.
Я не мог ждать наступления темноты. В западном Мэне солнце заходит быстро, как, видимо, и в любой гористой местности, но сумерки не спешат переходить в ночь. И еще до того, как станет совсем темно, на востоке может взойти луна.
Я уже представил себе свой некролог в «Нью-Йорк Таймс» под заголовком
ПОПУЛЯРНЫЙ АВТОР РОМАНТИЧЕСКИХ ДЕТЕКТИВОВ ТОНЕТ В МЭНЕ
Дебра Пинеток даст им фотографию с обложки готовящегося к публикации «Обещания Элен». Гарольд Обловски скажет все, что положено, и проследит за тем, чтобы сообщение о моей безвременной кончине появилось и в «Паблишере уикли». Расходы он поделит с «Патнамом» пополам, и…
Я ушел под воду, вновь хлебнул воды, выплюнул. Бешено замолотил руками, заставил себя прекратить это безобразие. Слышал, как на берегу смеется Уитмор. Сука, подумал я.