Месть Аскольда
Шрифт:
— Понятно, — пробормотал он, — близится время главного штурма.
По дороге к Димитрию, желая предупредить воеводу, Аскольд начал обдумывать одну идейку. Отдающую, правда, ребячеством, но другого выхода, увы, не было. Ни Михаил, ни Даниил вестей о себе не подавали, и, значит, помощи ждать бессмысленно. Своих же сил осталось лишь на несколько дней.
Воевода трапезничал. Усадив Аскольда за стол, внимательно его выслушал.
— Что ж, этого надо было ожидать, — сказал он по окончании рассказа. — Их наемники нас изрядно измотали, теперь настал черед
По дороге к городской стене Аскольд, сославшись на необходимость кое с кем повидаться, предупредил воеводу, что поднимется на стену позже. Сам же направился к темнице, в коей томился теперь в одиночестве Таврул. Стража, узнав «правую руку» воеводы, беспрепятственно пропустила Аскольда к пленнику. Мысленно поблагодарив Топорка, обучившего его в свое время монгольскому, козелец приступил к беседе с Таврулом. Наконец тот скрепя сердце согласился на его условия.
Когда Аскольд поведал о том Димитрию, воевода горько усмехнулся:
— Убедил, стало быть? Упрям, козелец!..
Аскольд в ответ рассмеялся:
— Надо ведь спасать город!
В это время к ним подошла группа дружинников. Догадавшись, что они хотят о чем-то спросить, Димитрий осведомился:
— Чего, други мои, надобно?
Заговорил мужик с яркой рыжей бородой, приземистый, но с такими широкими плечами, что казался квадратным. Выпуклая грудь дополняла его облик, свидетельствуя о недюжинной силе.
— Воевода, — обратился он к Димитрию, — татары добавили громыхал.
— Кого? — не понял воевода.
— Да энто мы так ихние пороки называем…
— И ты хочешь, чтобы я приказал Батыю их убрать? — отсмеявшись, спросил воевода.
— Да нет. Дозволь нам управиться с ними, — угрюмо ответил рыжий.
— Мужи доблестные, нельзя этого делать! — вмешался в разговор Аскольд. — Вы видели, как татары их охраняют?! Они только и ждут, чтобы нас выманить!
Дружинник почесал рыжий затылок:
— Что верно, то верно, но и смотреть, как они крошат наши стены, невмоготу ужо. И пробьют ведь, не ровен час!
Воевода тяжело вздохнул:
— Ох, пробьют… Может… сдадимся? — Димитрий обвел всех глазами.
— Ты в своем уме, воевода? Да ни в жисть! Помрем, но не сдадимся! — загалдели наперебой дружинники.
— Как тебя кличут? — обратился воевода к рыжему.
— Митяй.
— Умирать, значит, будем, Митяй? А не страшно?
— Страшно, воевода, но… позор страшней, — неожиданно серьезно ответил мужик.
— Ну, тогда держи, Митяй, — воевода протянул ему руку.
— Прощевай, воевода. Пойдем мы…
— Постойте! — раздался голос Аскольда.
Дружинники остановились.
— А пошли бы вы со мной вязать Батыя?
Те застыли в недоумении.
— Как вязать? — Митяй посмотрел на Аскольда с неподдельным интересом.
Козелец усмехнулся. Расстегнул зипун и подставил грудь ветру. Тот подхватил его и стремительно понес прочь от собеседников. С трудом удержавшись на ногах, Аскольд быстро запахнулся и возвратился к стене.
— Смастерим сани, натянем холсты… — начал пояснять он, но дружинники перебили его общим одобрительным гулом: они уже поняли суть замысла.
— Ох и варит у тебя башка, козелец, — восхитился Митяй. — Я согласен, — и он сделал вперед шаг.
Дружинники молча, но решительно подтянулись к Митяю.
— Но прежде, мужи отважные, я сам опробую, — Аскольд зыркнул на воеводу.
Когда они остались вдвоем, Димитрий не удержался от вопроса:
— И как тебе это в голову пришло?
— Детство вспомнил. Жиздру нашу. Любили мы зимой по ней поноситься! Шкуру, бывало, дома стянешь, подморозишь ее как следует… А потом на реку выйдешь, зипун распахнешь, и ветер тебя подхватывает и так прет, что только берега мелькают!..
— А монгола о чем пытал?
— Чтоб к ханскому шатру указал дорогу.
— Как же убедил? Чем?..
— Рассказал про Топорка. Как он помог мне когда-то с освобождением. Согласился. Просил только жизни не лишать. А дома, говорит, ему позвоночник сломают за то, что к ворогу попал.
— Суровые у них порядки… Хорошо, Аскольд, а как ты намерен опробовать это дело? Что, если ветер вдруг стихнет, и ты попадешь прямо к ним в лапы? Это же… смерть.
— Все в руках Божьих.
— В Божьих-то в Божьих, но Он тебе еще и голову дал, не забывай… Не жаль Всеславну оставлять? У тебя такая жена!..
Аскольд подавил вздох. Голос его стал глухим:
— Очень жаль. Она мне дороже жизни. Но мне и мою землю жаль, всех безвинных детей, которые погибнут от рук поганых. Не хочу, чтобы татары осквернили моего Бога. Вот потому и буду с ними драться, пока жив, — последние слова прозвучали так, будто Аскольд давал клятву.
Димитрию стало ясно: помощника уже не отговорить.
— Смотри, как буря разыгралась! — задумчиво проговорил он.
Ветер сносил с ног. Снег слепил глаза. Даже в нескольких шагах от себя ничего уже не было видно.
— Это ты, конечно, неплохо придумал, — продолжил воевода. — Захватить в такую погоду Батыя — это ж всей войне конец! Как сказал бы наш батюшка Кирилл… благословляю! А я на стене буду за двоих стоять, обещаю. Готовьсь, дружище…
— Пришли ко мне Ульяна, — попросил Аскольд.
— Зачем звал? — осведомился явившийся по вызову Ульян. Узнав же о затее Аскольда, он взглянул на козельца так, будто перед ним стоял не человек, а какое-то божество: — Ты и впрямь собрался в эту адскую пасть?