Месть Бешеного
Шрифт:
— Скажи, дружище, тебе знакомо заведение «тринадцать дробь четырнадцать»?
— Вот ты о чем! — Судя по тону, тема разговора не вызвала у генерала приятных впечатлений. — Что тебя интересует? Это заведение не входит в нашу юрисдикцию.
— Это мне известно, хотя и не понятно, почему так получилось. Может, ты мне пояснишь?
— Если откровенно, то и мне не понятно! Но пришлось подчиниться. Решение принималось до меня, а когда я попытался что-то выяснить, то мне недвусмысленно посоветовали не вмешиваться. —
— Не знаю! Позвонили по ВЧ и предложили все документы по этой проклятой «тринадцать дробь четырнадцать», объясняющие правильность принятого решения, прислать мне с нарочным. Минут через тридцать вручили под расписку пакет.
— Ты его, конечно же, принял без свидетелей?
— Откуда я мог знать, что в том пакете пять тысяч долларов?
— И ты махнул рукой? — усмехнулся Богомолов.
— А ты встань на мое место! — вспылил Добронравов.
— Мне и на своем хватает головной боли! — заметил Богомолов. — Деньги-то куда спрятал? — Я их не прятал! Увидел как-то по телевидению, что девочке нужна операция в Америке, а денег нет, вот и послал на ее счет.
— Ну и молодец! — спокойно сказал Богомолов. — Лично я так бы не смог. После этого были еще какие-нибудь неожиданности? — Как ты догадался?
— Это было очень сложно. — В тон ему ответил Константин Иванович.
— И что же?
— Ежемесячно получаю в конверте по полторы тысячи долларов. Сначала с тем же курьером, а потом на абонентский ящик, но уже без всяких расписок.
— Поверили в тебя, значит? Какими же они там бабками ворочают, если даже тебе, человеку, который только начал проявлять к ним интерес, платят по полторы тысячи зеленых в месяц? Ты задумывался об этом или приглаживаешь свою совесть тем, что пускаешь эти деньги на благотворительность? — укоризненно проговорил Богомолов.
— Зачем ты так. Костя? — обиженно спросил генерал. — И так на душе муторно, а ты еще подливаешь… А на мой взгляд, лучше уж на добрые дела использовать эти грязные деньги, чем никак!
— Чем никак — да! Но ты подумал о том, сколько этих грязных денег идет на ту же самую грязь?
— Не нужно меня агитировать за то, что чистым воздухом лучше дышать, чем выхлопными газами! — Добронравов проговорил это с такой горечью, что Богомолов решил оставить неприятный разговор.
— Ладно, сейчас мне нужна твоя помощь, надеюсь, тебе будет совсем несложно оказать мне услугу.
— Говори! — со вздохом сказал Добронравов, явно не желая ставить точку в их разговоре. — Так получилось, что это заведение стало объектом нашего внимания, но пока очень многое непонятно, а потому нам необходимо устроить туда своего человека…
— Ясно… — задумчиво проговорил генерал. — Я его знаю?
— Нет… Хотя… — Богомолов вдруг вспомнил, что именно Добронравов оказывал Органам помощь во время операции в клубе «Виктория». — Знаешь. Он входил в нашу группу, которая участвовала в захвате клуба «Виктория». — И кто же? — Майор Воронов.
— Он уже майор? Отличный парень! Я тогда приглядывался к нему… — откровенно признался Добронравов.
— Опоздал, — усмехнулся Богомолов. — Судя по всему, ты уже придумал, в качестве кого ты хочешь его заслать туда? — Пока только предложение. — Интересно…
— Ты же можешь захотеть назначить своего человека начальником какой-нибудь новой колонии…
— А потому и прошу Севостьянова принять его на некоторое время в качестве стажера? — договорил генерал за Богомолова и сразу добавил: — И у Севостьянова сразу же возникает вопрос: «Почему именно ко мне?»
— А ты ему: «Виктор Николаевич, мы так уважаем вас, так ценим, у вас все так образцово поставлено!»
— Знаешь, это настолько нелепо, что вполне может сойти… Ты что, хорошо его знал в прошлом? — А ты?
— По моим сведениям, он занимался кадрами в областном УВД…
— Севостьянов Виктор Николаевич никогда не был ни военным, ни сотрудником милиции, — решительно заявил Константин Иванович. — Все время на партийной работе, а незадолго до августа девяносто первого работал в отделе ЦК, который курировал КГБ.
— Вот как? Теперь мне понятен твой интерес! Крутой, видно, мужик, если сумел так легко обойти все препоны. В таком случае я уверен, что на мою лесть он должен клюнуть! — Добронравов помолчал немного, потом спросил: — Когда я должен его попросить и под каким именем представить Воронова? Какую дать ему «легенду»?
— Вот теперь я узнаю своего старого дотошного друга! — облегченно засмеялся Богомолов. — Через час к тебе придет Воронов, и вы все обсудите и примете решение. На все это у вас есть…
— Неделя, — быстро вставил генерал. — Сутки! — возразил Богомолов.
— Трое! — Двое!
— Хорошо! — тут же согласился Добронравов. — Думал, что действительно придется в сутки укладываться.
— А я был уверен, что ты и на трое не согласишься, — признался Богомолов.
— Значит, мы оба хороши… Кстати, как поживает твой боец? Бешеный, кажется?
— Савелий Говорков! — Богомолов тяжело вздохнул. — Он как раз в той колонии!
— За что? — машинально спросил Добронравов, но тут же поправился:
— Хотя о чем это я… Теперь понятно, почему такая спешка. Между прочим, есть еще кое-что любытное относительно той колонии… — Что?
— У них очень большая смертность, а диагноз почти всегда один — сердечная недостаточность, хотя покойники отнюдь не старики.
— Теперь ты понимаешь, что тем более нужно поторопиться?
— А то нет? Не беспокойся, дружище, тянуть не собираюсь! Послушай, а может быть, войти в более плотный контакт с этим бывшим псковским работником? — неожиданно предложил Добронравов.