Месть «Голубой двойки»

Орлов Федор Никитич

И опять курсы. Снова учебные классы, теоретическая подготовка, практические стрельбы в тире и полеты. Я с нетерпением ожидал ответа от командующего воздушной армией Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта Кондратюка: еще зимой тайком от начальства послал ему письмо с просьбой отозвать меня на фронт. Вот, наконец, и долгожданный ответ: «Товарищ Орлов, получил ваше письмо, искренне желаю вам отличных успехов в учебе. Учитесь, обогащайте свои знания, и по окончании учебы умелым и разумным сочетанием полученных знаний с имеющимся у вас боевым опытом вы еще больше принесете пользы Родине в деле окончательного разгрома ненавистного врага. Не согласен с вашим чувством обиды, что „не могу учиться, сидеть в тылу за партой, как мальчишка, когда наши люди истекают кровью на фронте“. Обидного в этом ничего нет. Подумайте, и вы сами поймете, что это не так. С приветом начальник отдела кадров подполковник Парамонов».

Больше я ни к кому не обращался. Что ж, учиться так учиться.

И мы занимались — упорно, по-фронтовому, не считаясь со временем и усталостью. Тем более что не за горами были выпускные экзамены. Еле-еле выкраивал минуты, чтоб ответить на письма, а их приходило немало — от земляков, от зенитчицы Гали Лебедевой, от ребят с фронта. Особенно часто писал Бухтияров.

В одном из последних писем он сообщил: «Мы по-прежнему все вместе летаем на „Голубой двойке“. Самолет цел и невредим, весь экипаж ждет не дождется вашего возвращения с учебы». А дальше Бухтияров сообщал печальную новость — о том, как погибли при очередном налете гитлеровской авиации любимица полка медсестра Лена и наш полковой военврач. Случилось это в конце апреля на аэродроме Выползово. Там как раз проходил инструктаж медицинских работников. День стоял теплый, солнечный, но вдруг небо закрыли зловещие тени — на аэродром надвигалась большая группа немецких стервятников. Наши истребители по тревоге вылетели навстречу врагу, завязался воздушный бой, который оказался последним для двух немецких бомбардировщиков. Фашисты поспешили убраться восвояси и уже улетая, наобум, без прицельного огня, разбросали свой смертоносный груз. Аэродрому они не причинили никакого вреда, но одна случайная бомба угодила прямо в щель за штабом, куда укрылись медработники. Восемнадцать врачей и сестер, людей самой мирной на земле профессии, нашли здесь могилу… Чудом остался жив и сам Бухтияров: он хотел спрятаться в ту же щель, но опоздал. И когда начали падать бомбы, упал на землю и прижался к ней всем телом. Он слышал, как рвались бомбы, как совсем рядом с ним падали осколки и с минуты на минуту ждал смерти. А смерть, оказывается, была всего в нескольких шагах…

И так горько стало у меня на душе после этого письма: ну, зачем, зачем нужна людям война?! Кто воскресит тысячи, сотни тысяч павших на поле боя? И еще сильней закипала в груди ненависть к подлым захватчикам, хотелось только одного: скорей на фронт и мстить, мстить. Мстить до полной победы.

…Но вот окончены и курсы. Зачеты сданы на отлично, и мы вместе с Федей Локтионовым с нетерпением ждем, когда же нам вручат назначение в часть. Как правило, слушателей курсов отправляли по старым местам, и большинство летчиков давно разъехалось. Но нашу часть на Северо-Западном фронте расформировали и потому оказалось, что за назначением нам необходимо ехать в Москву.

Поезд долго стоял в Энске, и мы успели бы навестить семью нашего полкового врача, но так и не решились: рано или поздно его жена все равно узнает горькую правду, но пусть подольше побудет в неведении, пусть не от нас услышит печальную весть.

Через несколько дней в отделе кадров штаба ВВС определилась наша дальнейшая судьба. Федю Локтионова направили летчиком в авиацию дальнего действия, в полк, где служил наш старый товарищ Николай Иванович Сушин. А меня определили старшим летчиком в дивизию особого назначения. Разошлись наши пути-дороги с Федей, и кто знает, не навсегда ли? Но в будущее ведь не заглянешь… Мы твердо знали только одно: куда бы ни забросила нас судьба, мы честно будем выполнять свой долг.

И через несколько дней мы снова выехали на фронт.

Экипаж «Голубой двойки».

В первом ряду (слева направо): воздушный стрелок-моторист В. БУХТИЯРОВ, штурман корабля В. ВАШУРКИН, командир корабля Ф. ОРЛОВ, борттехник А. СВЕЧНИКОВ, стрелок-радист Н. БУТЕНКО. Во втором ряду (слева направо): штурман-стажор В. КОРОЛЕВ, помощник борттехника К. КИСЕЛЕВ, второй пилот Д. КОЗЫРЕВ, воздушный стрелок Е. РЕЗВАН.

Патриот-колхозник А. М. САРСКОВ и Ф. Н. ОРЛОВ

Борттехник И. В. ФЕДОРОВ.

Механик экипажа «Голубой двойки» Г. М. ШУТКО.

Где же вы теперь, друзья-однополчане

(ВМЕСТО ЭПИЛОГА)

Над городом давно уже витает ночь. Опустели улицы родных Чебоксар, не доносится в окно шум автомобильных моторов, не слышно шуршанья шин троллейбусов. Тихо

и у меня в квартире. Дети, жена давно уснули. Лишь меня одного покинул сон. Я перебираю кипу исписанных листов бумаги, и в памяти вновь оживают — словно вчера расстался с ними — боевые друзья, незабываемые суровые и трудные дни и ночи войны. В предыдущих главах я сумел рассказать о них далеко не о всех. Да это, пожалуй, и невозможно. Слишком их было много… Человеческая жизнь богата разными событиями. За четверть века летной жизни, особенно за годы Великой Отечественной войны, немало накопилось их и у меня. Много боевых заданий приходилось выполнять мне и в дивизии особого назначения, куда я был направлен по окончании курсов командного состава ВВС. Нередко летали мы с экипажем в тыл врага, выбрасывали там десанты, садились у партизан, доставляли им боеприпасы, вывозили от них на Большую Землю раненых. Пришлось побывать в самых разных уголках своей великой Родины и за ее пределами — и на Севере и Юге, и на Западе и Востоке, и в Берлине и Будапеште, и в Болгарии и Австрии, и в Чехословакии и Румынии, и в Пекине и Шанхае, и в Пхеньяне и Порт-Артуре… Возможно, когда-нибудь мне удастся рассказать об этом более подробно. А сейчас?

…Я не спеша поднимаюсь из-за стола и, подойдя к окну, долго смотрю на безлюдную улицу, на уходящие вдаль ровные ряды фонарей. Из приемника тихо льются мелодии «Маяка». И вдруг начинают передавать песню, которую вряд ли может слушать спокойно кто-нибудь из людей, проведших долгие месяцы и годы на фронте. Слова ее задевают самые чувствительные струны сердца, а память уносят куда-то далеко в прошлое.

«Майскими короткими ночами Отгремев, закончились бои… Где же вы теперь, друзья-однополчане, Боевые спутники мои?»

И перед глазами вновь встают у меня ночные полеты, разрывы зенитных снарядов, ослепительные лучи прожекторов и лица близких, ставших навсегда родными, друзей и товарищей — однополчан. Мне кажется, что все это — бессонные боевые ночи, и кромешный ад над целью, и расставанье с друзьями — было совсем-совсем недавно, будто только вчера. Но тут в поединок с чувствами вступает голос рассудка, который с точностью до месяца подсказывает тебе срок, отделяющий нынешний день от грозных событий смертельной схватки, с фашизмом. И чем больше расстояние, тем острее, ярче чувствуем мы историческую значимость нашей Победы.

Через несколько лет после войны мне довелось вновь побывать в Берлине. В известном на весь мир Трептов-Парке я постоял, обнажив голову, у монумента советского Воина-освободителя. Молча вглядываясь в девочку, доверчиво припавшую к груди богатыря-бойца, на обломки свастики у ног воина, я старался мысленно представить обобщенный образ всех моих знакомых и друзей — военных летчиков ростовской бригады, которая воспитала меня и многих других. Конечно, попытка моя была наивной: каждый из однополчан вырисовывался в памяти отдельно, с отдельными чертами лица, со своим характером и привычками. Общее было в них, пожалуй, одно — они беспредельно любили Родину и сражались за нее, не жалея жизни.

…Я опять присаживаюсь к столу и, раскрыв фронтовой альбом, долго всматриваюсь в фотоснимки боевых друзей — мужественных, бесконечно храбрых наших летчиков и штурманов, стрелков и радистов, техников и мотористов. Десять самых отважных воспитанников бригады стали Героями Советского Союза. Вот с фотоснимка смотрит, чуть прищурив черные, как ночное кавказское небо, глаза, Борис Захарович Зумбулидзе. Он сейчас находится в запасе и живет в Грузии, работает в Тбилисском аэропорту гражданского воздушного флота. А вот другой портрет — гроза фашистских оккупантов Федор Федорович Степанов, ныне генерал-майор авиации. Он недавно по состоянию здоровья ушел в запас и поселился в Ленинграде. Его штурман, мастер метких ночных бомбовых ударов Василий Михайлович Чистяков работает в Воронеже. Многие из читателей, вероятно, слышали и про Александра Михайловича Краснухина, десятки раз летавшего в глубокий тыл врага бомбить Берлин, Хельсинки, Плоешти и т. д. Ныне он, москвич, трудится в Главном управлении ГВФ. Бывший наш скромный штурман отряда и начальник парашютно-десантной службы эскадрильи Василий Григорьевич Романюк все еще продолжает служить в Советской Армии. Количество испытательных прыжков у него давно уже перевалило за три тысячи, и свой богатый опыт, знания он теперь передает молодежи. Один из лучших шахматистов полка, неугомонный летчик-труженик Марк Трофимович Лановенко после войны окончил военно-воздушную академию и много сил отдал воспитанию летных кадров. Сейчас он также в запасе, живет в Москве и работает в Министерстве связи. Мой однофамилец однополчанин Михаил Яковлевич Орлов, точно поражавший важнейшие военные объекты врага, много раз получивший ранения, удостоенный трех орденов Ленина и Золотой Звезды, проживает в Черновицах. С великой скорбью вспоминают бывшие ростовчане еще одного своего героя — капитана Якова Ивановича Пляшечника. Он не дожил до дня Победы, погиб с экипажем над Финским заливом, когда возвращался с бомбометания по Хельсинки на свою базу.