Месть карьерского оборотня
Шрифт:
Потапов остановил свой мотоцикл у ворот соседского дома как раз в тот момент, когда рядом остановился «уазик», из него выскочили Дунайцев и Ледовской.
— Что за дела, Иван? — встревоженно спросил Дунайцев. — Что у тебя нового?
— Ни хрена хорошего, — мрачно сказал Потапов, нажимая кнопку звонка. — Похоже, Катю похитили. Сейчас выясним главное, а потом будем действовать.
— Катю похитили?! — изумился Ледовской, машинально доставая из кармана пистолет.
— Помолчи, Володя. И «пушку» пока что спрячь.
— Ты знаешь, кто? — спросил Дунайцев.
— Узнаю! —
Бледная Ирина в длинном белом халате вышла на крыльцо веранды, остановилась там.
— Кто? — спросила она.
— Потапов.
— Извини, Иван, я виновата перед тобой. Но я сегодня разговаривала с Катей и во всем призналась ей. Ты можешь меня презирать, но я исправила свою ошибку. Или хочешь арестовать меня?
— Нет. Ладно, Ира, потом поговорим. Что сказала Катя?
— Ей почему-то нужно было подтверждение, или что другое, она хотела поговорить с Левой.
— Где он?
— Не знаю. Звонил, сказал, что у него дела.
— Понятно.
Потапов резко повернулся к Дунайцеву.
— Что, Иван? — спросил тот.
— Поехали искать Варвара, Катя пошла к нему.
Он завел мотоцикл, подъехал к своим воротам, остановился, заглушил мотор. Открыл ворота, вдвоем с Ледовским они затолкали «Урал» во двор. Из дома вышла Евдокия Андреевна, но Иван только рукой махнул, мол, потом объясню, запер ворота и помчался к «уазику». Евдокия Андреевна огорченно всплеснула руками, с тяжелым вздохом пошла в дом.
— Давай сперва к магазину, — приказал Иван водителю, плюхнувшись на заднее сиденье рядом с Ледовским. Дунайцев сел рядом с водителем. — Если его там нет, поедем на Куйбышева, к Краснухе.
«Уазик» мчался по темной улице вечернего поселка. Дунайцев повернулся к Потапову, уставился на него жестким взглядом.
— С чего ты взял, что твою жену похитили, Иван?
— Ты же слышал.
— Я слышал, но неужели ты думаешь, что Разуваев способен на такое? Да это просто чушь! Может, она просто разговаривает с ним?
— Два часа?
— Понимаешь, Вася, ты не знаешь Катю, не понимаешь… Это баба… — Ледовской посмотрел на Ивана, поправился. — Женщина… она просто супер…
— Заткнись, салага, — сказал Дунайцев. — Я понимаю, что она жена Ивана, а что такое «супер» — не знаю и знать не хочу! Конкретнее, мать вашу!
— Конкретнее — она два часа назад ушла из дому, — сказал Потапов. — Куда пошла, знаешь. Про то, что Ирка с Варваром виноваты перед нами, слышал. Так вот, больше пяти минут она с Варваром говорить не могла! Убью падлу, если хоть волос с ее головы упадет!
— Держи себя в руках, — сказал, отворачиваясь, Дунайцев.
— А ты бы смог держать себя в руках, когда твою жену… — сказал Ледовской.
— Да заткнись ты, салага хренов! — заорал Дунайцев, резко поворачиваясь к нему. — С моей было такое, понял? Бог уберег, не застрелил козлов, иначе гнил бы на зоне. Хочу Ивана предостеречь, ты понял меня, Иван?
Ледовской откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза, мрачно усмехнулся. На мгновение он пожалел, что связал судьбу с ментами, что это за жизнь, если за жен своих отомстить не могут? Но тут же сообразил — не могут сразу, при свидетелях, пристрелить подонков. А потом могут. Нужно только время и место выбрать. За такие дела подонки должны отвечать по полной программе.
Сладкая истома расплывалась во всем теле, это было похоже на то, как потягиваешься после сна, после долгого сидения в кресле автобуса или за столом. Хрустят суставы, затекшие от неподвижности, играют мышцы, уставшие от бездействия. Он знал, что его суставы и мышцы хрустят, меняясь, вытягиваясь и укорачиваясь, ломаясь и изгибаясь, но ощущение было такое же сладостное, как если бы он потягивался утром. Эти несколько минут он был как бы в другом измерении, видел другой мир, сквозь радужное сияние проглядывали страшные монументальные здания, слышался хриплый рев, на улицах не было ни одного дерева и — ни единого живого существа. А потом радужное сияние вспыхнуло с новой силой, застилая видения, и перед глазами появились кусты и песок старого карьера.
Они были черно-белые, но становились все яснее и яснее, и вдруг стали явью, хоть и выглядели странно. Шел дождь, пакет с одеждой лежал под кустом терновника.
Громадный черный зверь встал на могучие лапы, поднял к небу тупую морду. Но не завыл, хотя очень хотелось огласить этот мир своим победным ревом.
Кем он был — Роман не знал. Все помнил, все чувствовал, как человек. Но не был человеком, и все законы, писанные для людей, его не интересовали и не могли остановить. В эти минуты он жил по другим законам, имел неограниченную власть над людьми и силу, обеспечивающую эту власть. Мог бы разом уничтожить всю власть в районе, и ни автоматы, ни пулеметы не остановили бы его. А потом утвердить свою власть и править этим районом, выбрали бы демократические граждане такого, правителя чуть ли не единогласно, если все правильно построить. Потом краем, потом… Но он не хотел. Главное — помочь своей сестре. Она ведь стала ему второй матерью, и если какие-то подлецы хотят причинить Кате боль — им нет пощады! Нет, и не будет!
Зверь замер, вслушиваясь в многоголосье людских споров и любовных воркований, вычленил нужный голос, замер, прислушиваясь к нему.
— Темно, это еще не значит, что никого дома нет!
— Иван, у нас нет ордера.
— У тебя нет, а мне он и на хрен не нужен. Билл, вали отсюда, не то пристрелю, на хрен! Ты понял? Ну вот и хорошо, что понял, умный пес. Сиди в будке и не дергайся!
— Иван, дверь открыта.
— Понял, Володя.
— Но это странно. Чтобы Краснуха ушел и оставил дверь незапертой… У него же тут целое производство, самогон, закусь, и все такое…
— Проверь погреб и кухню, я посмотрю в хате.
Зверь шагнул к тропинке, ведущей из старого карьера, снова замер, задрав голову.
— Ни хрена в кухне и в погребе я не увидел, Иван!
— В хате тоже никого.
— Но были — на столе закуска и три рюмки, значит, помимо Разуваева и хозяина, был еще кто-то. Необходимо провести дактилоскопическую экспертизу. Следы обуви говорят, что тут присутствовали и другие люди… Я вызываю опергруппу.
— Ты вызывай, а мы поехали дальше.