Месть Ледовой Гончей
Шрифт:
Именно из-за Бурана я так мало общался с Торосом. Сложно изо дня в день выдерживать поток недобрых шуток в свой адрес каждый раз, когда попадаешь на глаза остроязыкому Неприкасаемому. Меры тот не знал, а я лишь натянуто улыбался, словно разделяя его остроумие.
Может, мне не хватало смелости осадить бесноватого воина? Или же в сердце просыпалась мудрость, и я старался удержаться от нового конфликта? Буран хоть и сыпал ядом, но делал это как-то гармонично. С его языка срывались ранящие слова, но он не испытывал
Ему просто было плевать на свою жертву.
Наверное, я обращал внимание на эти шутки, так как потихоньку забывал об ужасах прошлого. Человек вообще испытывает обиду, лишь когда его голова не занята чем-то более важным.
Что ж… Вскоре мне предстояло забыть о шутках Бурана…
Глава третья
Самый Теплый День
Это случилось ранним утром Самого Теплого Дня. Праздника, который мы встретили где-то среди бескрайней Пустыни, за многие лиги торосов, заструг и снежных полей, отделяющих нас от ближайшего жилища. За окном бесновалась метель, отчего судно шло по льду очень-очень медленно, тщательно проверяя дорогу перед собой.
Я проснулся от какого-то странного звука. Одинокий стук откуда-то из коридора. Глухой удар, будто упало что-то тяжелое. Привыкший к симфонии торгового корабля, я несколько мгновений прислушивался, пытаясь различить – а не приснилось ли мне это падение.
Меня вновь преследовали кошмары, и то, что встревожило мое сердце, легко могло оказаться эхом сновидения.
Заскрипела металлическая сетка над головой – Фарри, спавший на втором ярусе, повернулся на бок. Что-то пробормотал во сне Сабля.
Бум.
Я в один миг выбрался из-под одеяла и опустил ноги на мягкий ковер. В каюте было тепло, несмотря на то что печь уже погасла. В воздухе пахло парами энгу, дрожала обшивка пробирающегося сквозь льды корабля.
Бум.
Источником странных звуков оказался Шон. Он лежал в коридоре, вывалившись из каюты лицом вниз. Когда увидел бедолагу, я заметил, как моряк с трудом поднял правую руку, сжатую в кулак, и обрушил ее на пол.
Бум.
– Шон? Ты в порядке?! Ты очнулся?
Рука взметнулась вверх и рухнула обратно.
БУМ.
Я бросился к каюте Квана, забарабанил кулаками:
– Шон! Шон очнулся!
Обернулся к моряку. Тот повернул голову на бок, и я увидел, что глаза его кровоточат. Багровые полоски размазались по лицу Шона.
– Помоги… – прохрипел он с ужасом и отчаянием. – Помоги… мне…
Кван выскочил в коридор в смешном спальном одеянии, изрисованном символами медицинских гильдий.
– Да что же такое! Шон! – изумился врач и бросился к моряку.
– Он… он… во мне…
– Кто? Ты о чем?! – Кван посмотрел на меня. – Помоги его занести!
Из каюты доктора вышел Буран, молча прошел мимо меня, оторопевшего от слов Шона, и легко поднял бедолагу на руки.
Я тенью последовал за ними, в пропахшую слабостью и болезнью каюту. Буран осторожно положил Шона на кровать, глянул на кровавые следы на полу.
– Шон, ты меня слышишь? Эд, принеси-ка мне мой чемоданчик! Быстрее!
Я выскочил наружу. Деревянный саквояж, отделанный посеревшей от времени кожей (когда-то бывшей ослепительно-белой), стоял под койкой Квана.
Доктор, получив свое сокровище, не глядя распахнул жадный рот чемоданчика и полез туда, бросая короткие взгляды на содержимое.
– Шон, говори со мною! Говори! Как ты? Голова болит?
– Он… во… мне… помоги… – Tго «и» растеклось и сорвалось в хрип.
– О чем ты, Шон? О чем?
– Он о том, кто поработил Зиана, – догадался я. – Он о той твари… Она жива?! Светлый бог, неужели она жива?!
– Я видел, как горел его труп, – без шуток отметил Буран.
– Он управлял Шоном. Он мог перепрыгнуть в него, когда Фарри его убивал! Так же, как перепрыгнул в Зиана от того мертвеца, на «Сыне героев»!
Меня затрясло. Прошлое возвращалось. Прошлое опять возвращалось. Если бы сейчас в иллюминаторе показалась бритая физиономия Эльма – я бы не удивился.
– Успокойся, Эд. – Буран положил руку мне на плечо.
В каюте Шона один за другим появились остальные моряки со «Звездочки», встревоженные, искренне переживающие за товарища.
– Надо показать его шаману местному! – сказал Сабля, он осоловело тер глаза, приходя в себя.
Три Гвоздя, зашедший в каюту чуть позже, едва ли не подпрыгнул от возмущения:
– Этого ему и надо!
– А? – не понял Сабля. – Че?
– Никаких шаманов, – нервно заметил Три Гвоздя. – Неужели ты не понимаешь?
– Помогите… – чуть громче и с отчаянием проговорил Шон. Его глаза с надеждой шарили по нашим лицам, по щекам неторопливо сползали кровавые слезы, а мы в растерянности переглядывались друг с другом. Лишь Кван сосредоточенно возился с саквояжем, доставая оттуда диковинные приспособления.
– Уберите… его… Он вернется… Я держусь… Помогите… – сухо зарыдал Шон. Его всего трясло.
– Держись, Шон! Держись, давай! – Сабля приблизился к койке. – Док, тебе помочь?
– Подержи его! – буркнул Кван. Он стоял на коленях перед Шоном, закусив губу и переливая какую-то жидкость в металлический шприц. – Кто-нибудь, принесите теплой воды и чистую тряпку. Что у него с глазами, а? Что?!
– Нет… Уберите… Он… Он идет!
– Я думал, что мы прикончили ту тварь… – выдохнул Три Гвоздя. Я заметил, как потемнело лицо Грэга, как отшатнулся прочь Половой и от одноглазого повеяло ужасом. – Но… Кажется, я знаю, что произошло. Кажется, я все понял!