Месть — лучшее лекарство
Шрифт:
Думаю, ты помнишь Шейна Хэнсона? Кстати, ты ловко его прищучил, а если бы не дурак судья… но речь сейчас не об этом. Так вот, ходят слухи, что Хэнсон — невинная овечка и жертва коварного заговора. Якобы его жена, объединившись с тобой и одним адвокатом, ограбила Хэнсона, а ты добил его, сфабриковав обвинения.
Холден, я уверен, что ты этого не делал, но для твоей карьеры и репутации будет лучше, если ты сумеешь опровергнуть эти домыслы. Сплетня о тебе и Хэнсоне — самая обсуждаемая в последние два дня. Это показатель. Прошу тебя, прими хоть какие-то меры, иначе беды не избежать.
Кларк».
Холден
Но как великолепно она играла! Холден ведь поверил в то, что небезразличен ей. Поверил в ее нежность, в ее внимание, в ее ласки.
Господи, как же отвратительно чувствовать себя использованным!
Зачем, зачем она это сделала?! Неужели так хотела отомстить этому Шейну? Неужели не могла пережить пренебрежение? Она ведь знает, как это больно, чувствовать себя ковриком для ног, выброшенным на помойку. Зачем она сделала это с ним? Он ведь просто искал любви, заботы, спокойствия. Он был готов отдать свою душу Кортни, лишь бы быть с ней вместе, лишь бы слышать ее голос, ощущать аромат ее волос и ласкать нежную бархатистую кожу…
Холден сжал пальцы, но тут же разжал и резко выдохнул.
Нельзя давать гневу власть над разумом. У него так много вопросов к Кортни, так почему бы не задать их? Недели должно было хватить, чтобы придумать удобоваримые ответы. А может быть, она даже не потрудилась сделать и это маленькое усилие? Ведь теперь ясно: он для нее никогда ничего не значил. Много ли может значить пешка для королевы? Нет, он был не пешкой, скорее ладьей, которой можно пожертвовать ради более крупной фигуры.
Глубокий вдох и серия коротких резких выдохов. Все должно идти своим чередом. Холден склонился над отчетом. Работа прежде всего. У него будет вечером время, чтобы поговорить с Кортни. И он поговорит, как бы она ни старалась уйти от этого разговора.
Уже неделю Кортни валяла дурака. Иначе этот острый приступ ничегонеделания назвать было нельзя. Она не написала ни слова, появлялась в офисе лишь для того, чтобы со скучающим видом посидеть час-полтора, а потом, сославшись на срочные дела, сбежать. Дома же Кортни заворачивалась в плед и смотрела в одну точку, пока, очнувшись в полной темноте, не понимала, что пора ложиться спать, чтобы завтра провести такой же бесполезный день.
Энни беспокоило состояние подруги. Но как часто бывает со счастливыми людьми, она стала немного эгоистична и жила сейчас лишь своими переживаниями. Барбара же давно привыкла к тому, что Кортни пропадает куда-то на пару недель, а потом возвращается шумная и довольная жизнью, как всегда. Из-за этого Кортни осталась наедине с собой, раздираемая сомнениями и противоречиями. Но попросить помощи не позволяла гордость. И она вновь заворачивалась в плед и ждала темноты, чтобы лечь спать и хотя бы во сне забыть о своей разрушенной жизни.
Кортни уже не сомневалась в том, что жизнь ее разрушена. Она сама нажала на спусковой крючок. Она не могла быть с Холденом, но и не быть с ним не могла. Этот порочный круг сводил с ума, а выхода Кортни не видела. У нее не осталось моральных сил на то, чтобы порвать сеть, напрячься и сделать шаг, первый, самый сложный шаг из трясины.
День за днем ее преследовали мысли о том, как все могло бы быть, если бы… Вот только Кортни не знала, что «если бы». Если бы она не так дорожила своей свободой? Если бы она не так сильно обожглась о Шейна? Если бы месть не стала для нее смыслом жизни?
Кортни искренне завидовала Энни, которая переступила через свои обиды и несчастья и позволила новой любви войти в свою жизнь. Энни была счастлива: любимый мужчина, любимое дело, и мечта о белом платье уверенно обретала плоть — чего еще желать женщине?
Иногда Кортни казалось, что она не женщина. Точнее совершенно необычная женщина. Ни разу в своих мечтах она не позволила себе оказаться в белом платье у алтаря. Наверное, она просто боялась увидеть рядом Холдена. А кто еще мог бы быть рядом с ней? Страх отдать все в руки мужчины еще никогда не был так силен. Этот страх заставил ее отказаться от воздушных замков, но и он же заставил идти вперед и добиваться своего, чего бы ей это ни стоило.
Ее месть осуществилась. Шейн наказан. И это стоило ей любви. Разумный обмен? Кортни не была уверена. Иногда она даже думала, что Барбара права: месть приносит только разрушения, созидать может лишь любовь. И вот ради мести Кортни отказалась от любви. Сейчас ей казалось, что этим она разрушила свою личность. Какой-то важный, но незаметный кирпичик в фундаменте ее «я» неожиданно растрескался. Теперь Кортни не знала, кто она, куда идет и, главное, зачем.
В пятницу она вернулась домой даже раньше обычного. Приближение Рождества всем вскружило голову. Лишь Энни, как всегда, засиживалась допоздна в офисе. Но даже ее гипертрофированное чувство ответственности дало сбой, и сегодня Энни отпустила сотрудников раньше. Нужно же им когда-то купить подарки к Рождеству? Она и сама собиралась отправиться по магазинам на поиски самых лучших подарков близким людям. Энни очень хотела, чтобы Кортни составила ей компанию, но Кортни сослалась на дикую головную боль и поехала домой. Только сейчас Энни начала понимать, что с подругой творится что-то совсем страшное. Чтобы Кортни добровольно отказалась от похода по магазинам? Это на нее совсем не похоже. Тогда Энни заявила, что непременно заедет проведать Кортни вечером. Кортни вяло попыталась отбиться, но Энни умела быть настойчивой.
И теперь Кортни сидела, завернувшись в одеяло, и ждала, когда же приедет Энни. Она понимала, что вопросов избежать не удастся и придется давать на них честные ответы. Энни отлично чувствовала ложь. А раз так, то придется рассказать ей о том, что Холден вычеркнут из ее жизни, и попытаться объяснить, почему она приняла это решение. Вот только Энни ни за что ее не поймет. Ее никто не поймет. Если она саму себя не понимает, как можно просить этого от других?
В дверь постучали. Кортни вздохнула и встала с дивана. Сейчас она понимала, что чувствует приговоренный к казни. Кортни распахнула дверь. Чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться за дверной косяк.
— Холден? — чуть слышно пробормотала она.
— Я могу войти? — хмуро спросил он, стараясь не смотреть ей в глаза.
Если бы он был не так зол, не так обижен, он бы увидел бледное, почти белое лицо, красные от слез глаза, распухшие веки и неуложенные волосы. Еще никогда Кортни не выглядела так плохо.
— Да, конечно. — Кортни посторонилась и пропустила его. Она совершенно растерялась.
— Я не надолго, — успокоил ее Холден. — Я просто хотел узнать, зачем ты это сделала.