Месть предателя
Шрифт:
Естественно, никакой аудиозаписи не было, ее идея родилась у Гордеева, проанализировавшего собственный доверительный разговор с Булгаком, возмущенно отклонившим идею Поташева. Но поскольку у них такая беседа велась, то отчего бы не быть и тайной аудиозаписи? В тексте, который должен был произнести по телефону Чупров для прослушивающих его Поташева или Орлова, это не важно, было столько скрытых крючков, на которые те не могли бы не клюнуть: информация была действительно очень опасной для них.
Но сам Чупров в силу состояния здоровья не мог пойти на встречу с Гордеевым и передать ему уже однажды частично похищенные материалы. Для этого требовался посредник.
Безопасность же самого Чупрова должны были обеспечить двое новых «больных», занявших соседние койки в его палате. Ну а оперативника, изображавшего начитавшегося детективов племянника Чупрова, охранял весь МУР во главе с его начальником.
Откровения Булгака в изложении Гордеева оказали на Чупрова ошеломляющее воздействие. Нет, он, конечно, мог бы и догадаться о такой подлости, однако… всей глубины ее познать ему было не дано. И тем не менее вместо растерянности Чупров согласился немедленно действовать.
Итак, с ним все было в порядке.
Не менее важным для Гордеева было и посещение следователя Ступникова.
Сравнительно молодой человек, недавний выпускник юридической академии, он был самонадеян, но недостаточно опытен, чтобы не оказаться игрушкой в более умелых руках. А такие люди, как Орлов, обеспечивающий своими старыми связями и специфическими кадрами действия Поташева, знали, как подбросить необходимые ретивому следователю доказательства, «случайные» улики, которые, если их рассмотреть под определенным углом зрения, вполне могли пригодиться ему в качестве свидетельства вины подозреваемого.
Внутренне Гордеев понимал Дмитрия Ступникова, его горячность и чрезмерную уверенность в своих силах и способностях. Юрий Петрович, было дело, и сам проходил эту стадию, но у него вовремя оказались нужные учителя. А они, в свою очередь, не старались убивать в нем стремление к самостоятельности, но умели вовремя и тактично указывать на некоторые неточности, несовпадения, натяжки, которые, развиваясь в ходе следствия, могли запросто уничтожить все его логические построения.
Вероятно, у Ступникова таких учителей не было. И Гордееву оставалось его только жалеть. Ко всему прочему, этот, в общем, даже достаточно симпатичный парень был настолько уверен в себе, в своих преждевременных выводах, что высказанные в весьма мягкой форме сомнения Гордеева им и на дух не принимались.
Что ж поделаешь: каждый сам кузнец своего счастья. И наоборот соответственно. Поэтому Юрий не стал разворачивать дискуссий, а поинтересовался, имеется ли в деле завещание Перетерского, которое, кстати, может сыграть немалую роль в установлении истины. Завещания, естественно, не было. Тогда Ступников в свою очередь сурово спросил адвоката, откуда тому вообще известно о завещании? На это Юрий Петрович посоветовал следователю обратиться к тому, кто, по сути, инициировал это дело, от кого – не впрямую, а опосредованно – и получал изобличающие Невежина улики следователь.
– Ну хорошо, – с легкой иронией констатировал Гордеев, – что касается важнейших документов, то тут у вас пусто. А как обстоят дела с наследниками покойного Перетерского? Не могут ли они прояснить некоторые нестыковки в вопросе о гибели Владимира Дмитриевича Перетерского? Нельзя ли получить их адреса?
– Никаких родственников у покойного нет, – твердо заявил следователь. А Гордеев подумал: «Э-э, милый, да ведь тебя, как тряпичного Петрушку, держат на короткой веревочке!..»
– И о странном самоубийстве племянницы Владимира Дмитриевича вам ничего не известно?
Ступников из сурового законника превратился в грозного обвинителя:
– А вам-то это от кого известно? Преступник сообщил?
– Вы имеете в виду подозреваемого? – наивно поинтересовался Гордеев. – Совсем нет. Это же на фирме известно каждому второму служащему. Разве Поташев или его присные вам ничего не говорили? Странно, зачем им от вас скрывать очевидное…
– А что это меняет? – неожиданно спросил Ступников. – Снимает с Невежина подозрения?
– В какой-то мере. Ну представьте себе следующую картину. Невежин по какой-то причине нанимает киллера для устранения своего же коллеги Перетерского. Происходит убийство, вокзальная милиция при случайной облаве ловит киллера, вы получаете из его рук оружие и прочие улики, включая отпечатки пальцев все того же Невежина. А далее начинаются странные вещи: киллер ловко сбегает из-под стражи, а затем почему-то кончает жизнь самоубийством в далеком отсюда Новосибирске. Там же кончает с собой и единственная наследница Перетерского. Кому это выгодно? Невежину, который уже давно взят под стражу? Для какой цели? Ведь если его осудят, а все идет к тому, то и фирма, и все средства, и ноу-хау ему лично уже не светят. А кому светят? – вот в чем вопрос.
– Вы говорите как следователь, а не адвокат, – с иронией заметил Ступников. – Почему?
– А я в Генеральной прокуратуре оттрубил начало биографии. У Меркулова и Турецкого. Знакомы эти имена, надеюсь?
Ступников промолчал. А затем ехидно спросил:
– Но ведь ушли?
– Да. Не сошлись, как говорится… характерами.
– С такими-то учителями?!
– Нет. С генеральным. Тот приказал прекратить дело на одного мерзавца. А я отказался и швырнул заявление. Учителя, как вы изволили заметить, мне как раз крепко всыпали, но… генеральный заявление подмахнул. Мерзавец, к слову, уже давно проживает за границей. А бывший генеральный не так давно выпущен из СИЗО No 1. Вы удивлены, Дмитрий Константинович, зачем я вроде бы пытаюсь воздействовать на следствие? Скажу честно, я не испытываю к вам ни малейшей неприязни. А по собственному опыту знаю, как бывает горько, когда выстроенное тобой здание разваливают до основания. А ваше стоит довольно шатко.
– Это угроза или… предупреждение? – вернулся к прежней заносчивости Ступников.
– Ни то ни другое. Совет. И еще один – напоследок. Было бы очень неплохо, если бы вы существо этого нашего разговора оставили исключительно при себе. Многие знания, как сказано у Екклесиаста, чреваты… помните чем?
– Я читал Библию… когда-то. Ну и что из этого?
– Блестяще! Умри, Денис, лучше не скажешь… Благодарю за аудиенцию. Надеюсь, в суде не встретимся.
– Откуда у вас подобная уверенность?
– Дом может рухнуть гораздо раньше… Мое почтение.
Гордеев был искренен перед собой: он предупредил. И лишний раз убедился, что следователь готов оперировать лишь теми фактами, которые ему услужливо представила заинтересованная в расчистке жилплощади сторона. Никаких иных, по всей видимости, доказательств преступного умысла Невежина у него не имеется. Его даже не сочли необходимым поставить в известность о «самоубийстве» главного свидетеля и исполнителя невежинского «заказа». Гордеев проследил за реакцией и убедился в этом.