Месть самураев (трилогия)
Шрифт:
Эту историю Натабура уже слышал раз сто, не меньше, и не понимал, как можно жить скопцом ради того, чтобы быть накормленным и одетым. Но, видать, в этой стране были такие странные традиции, раз подростки подавались в евнухи. Выходит, что главная забота в стране Чу здесь сводилась к тому, чтобы набить живот.
– Зато там сытно, спокойно и над головой не каплет… – объяснил Язаки, не моргнув глазом.
Ну вот! Натабура едва не рассмеялся – уж он-то знал правду о дворцовой жизни: скучной, тягостной и полной интриг.
Они помолчали. В обычно шумной деревне стояла тишина. Слышно было, как стража – двое юнцов с дубинками, не жалея ног, ходят вокруг хижины. Трусили, что ли?
– Эй… – словно лениво позвал
– Перебьешься! – ответили ему.
– Мы же здесь подохнем! – искренне возмутился Язаки, ударяя пяткой в стену. – Я голоден!
Сверху посыпалась труха, а в воздухе повисла пыль.
– Заткнитесь! – ответили стражники.
– Ну и говнюки, ну и свиньи! – стал злить их Натабура в надежде, что они потеряют голову и полезут драться.
Стражники зашагали быстрее. То ли боялись, то ли еще чего, но отмалчивались, злобно пыхтели и на рожон не лезли.
– Давай копать!.. – Язаки нервно толкал Натабуру в бок.
– Давай, – согласился Натабура.
Он рассчитывал добраться до стражников раньше, чем они поймут происходящее. Подкоп был почти готов. Тем более, что энергичный щенок раз за разом расширял его и уже расширил до приличных размеров. И хотя почва была каменистой, понадобилось совсем немного усилий, чтобы человек мог протиснуться в него. Язаки отполз и сказал:
– Фу… уморился…
– Меньше жрать надо, – мимоходом заметил Натабура, оттаскивая в сторону землю и камни.
– Много ты понимаешь! – искренно возмутился Язаки, – я все время кушать хочу.
– Так ты гаки?! [22] – шутливо воскликнул Натабура.
Язаки обиженно заморгал и попятился, едва не упав. Гаки слыли вечными обжорами, но как при жизни, так и после смерти они не могли насытиться. Язаки испугался: он не хотел превратиться в вечно голодного демона и рыскать по деревням и городам в поисках объедков. Участь похуже, чем стать евнухом.
22
Гаки – дух обжорства, людоедства.
– Эй! – в дверь ударили что есть силы. – Еду принесли!
Язаки вздрогнул и едва успел прикрыть подкоп – в хижину впорхнула зеленоглазая: «Хи-хи… А вот и я!» И бросила на Натабуру лукавый взгляд. Стражники, конечно, носа не сунули. Ученые, видать, или слишком умные.
При взгляде на зеленоглазую сердце Натабуры сладко забилось и покатилось куда-то в пятки. Он обо всем забыл: волнения, и страхи, и о своих зубах, которые опять тихонько ныли. Ему хотелось взять ее за руки и только и делать, что смотреть в ее умопомрачительные глаза. До последнего времени он видел женщин только глазами учителя Акинобу, который не позволял знакомиться с ними, ибо в городах это могло оказаться не совсем безопасно. Обычно он говорил: «Женщины достигают своих целей языком, бусидо – мечом. Знай, что их часто используют в качестве приманки, поэтому никаких женщин ни до, ни после дела». А дела у них были самые разные и не всегда законные. Хотя закон не препятствовал приобретению документов и трактатов на самые различные темы, но эти документы и трактаты стоили больших денег, поэтому их приходилось добывать нелегально. Правда, некоторые темы считались закрытыми – например, о христианстве или о китайских огненных машинах, или Карты Мира – ты их просто так найдешь. Но это не особенно волновало учителя Акинобу. Зато выведывание тайн не только боевых школ, но городов и замков столиц и провинций часто заканчивалось стычкой в каком-нибудь закоулке, где пахло мочой и испражнениями и где тебе норовили выпустить кишки одним движением кривого ножа. Совершенно очевидно, что учитель Акинобу ни разу никому не позволил это сделать, хотя убийц подсылали даже в монастырь Курама-деру.
– Бежать надо… – улыбнулась зеленоглазая, выкладывая из корзины сыр, хлеб и пузатый влажный кувшин. – Они сегодня вам такое приготовили! Такое!
У нее были длинные мускулистые ноги бегуньи и такие же сильные руки, а рыжие волосы отливали медью. Кусочки шкуры едва прикрывали ее тело. На шее красовались яркие разноцветные бусы, а в рыжих волосах виднелась красная роза – цветок обольщения. Нет, я не останусь, лихорадочно соображал Натабура, ни за что! Даже ради нее.
– Куда бежать-то?! – очнулся он, с трудом отводя от девушки взгляд – зеленоглазая Амида, помоги, не дай влюбиться!
У него голова шла кругом. Ее глаза излучали божественную силу, а талия с гладкой кожей казалась недоступной, как заснеженные горы над долиной. Он хотел сказать что-то важное, но не находил слов. Нужны ли они в данный момент, он не понимал, а только испытывал огромную нежность – то, чего был лишен в детстве. Сам не ведая того, он нуждался в любви, но не знал, что это такое. Вот единственное, чему учитель Акинобу не мог его обучить.
– Надо найти Горную Старуху, – горячо зашептала девушка, доверительно наклоняясь к Натабуре. Его словно ударили по затылку, а виски запульсировали так, что стало больно. – Она одна знает, что делать!
Он закрыл глаза и подался к ней – будь что будет. Проклятый Язаки бесцеремонно влез в разговор:
– А как ее найти? – так набил себе рот, что едва ворочал языком, и с первого раза его нельзя было понять.
Ну да, подумал Натабура, немного успокаиваясь, как? Мы же заперты! Нет, зеленоглазая действовала на него отупляюще. Она обладала пэго – способностью покорять мужчин. Раньше за собой я такого не замечал, ибо в присутствии учителя Акинобу мои фантазии о женщинах ограничивались реальностью. Пусть зеленоглазая будет пэго. Пусть будет божественна, как роса на цветке, подобна утреннему туману – мне уже все равно, со сладким замиранием в сердце думал он.
Зеленоглазая принесла в плошке медвежьего и барсучьего жира. Намазала руку Натабуре и крепко замотала тряпицей. Пока она все это проделывала, он закрыл глаза, чтобы не выдать своих чувств.
– Потерпи… – и конечно, ничего не понимала или делала вид, что не понимает. – Не успеет миновать один дзиккан [23] , как припухлость спадет. А пока все тихо, я к Старухе схожу. Здесь недалеко. А вы ждите.
И вышла, нет выпорхнула – по крайней мере, так показалось Натабуре. Мелькнули лишь знакомые пятки.
23
Дзиккан – промежуток в два часа.
После нее в хижине остался сладкий запах, очень похожий на запах щенка. Язаки оказался коварней: пока суть да дело, пока Натабура вздыхал, мялся и страдал, он умудрился сожрать весь сыр и беззастенчиво принялся за хлеб. Натабура отобрал свою долю, откупорил кувшин и обнаружил густое, как соевое масло, ячменное чанго. Молодец зеленоглазая! И сколько Язаки ни просил, оставил ему в награду за жадность всего лишь два глотка.
– И то много… – произнес он задумчиво, игнорируя нытье Язаки, хотя понимал, что его друг так же так же мало отвечает за себя, как и щенок. Он на зависть Язаки получил от Натабуры здоровенную горбушку и, мотнув хвостом, вспорхнул подальше от греха на балку под крышу. Уселся там, обхватил добычу передними лапами и принялся грызть, поглядывая на Язаки блестящими глазами, явно воспринимая его как конкурента в борьбе за еду.