Месть — штука тонкая
Шрифт:
Егор защелкал по клавишам и, всмотревшись в экран, сказал:
— Для перевода денег нужен ответ на вопрос «Девичья фамилия матери». Самый банальный вопрос выдал. Говори по буквам в латинской транскрипции. И не ошибись опять.
Бобров морщился и мычал, а Егор терпеливо ждал. Всё-таки не каждый день лишаешься миллиона долларов. Наконец губернатор выдавил из себя: «Петухова».
— Как Петухова писать, — спросил Егор и защелкал по клавиатуре, — Petyhova или Petuhova?
Бобров глянул на экран монитора и удрученно сказал:
— Вот так, как в первый раз написал…
Как не похож был в этой трагической ситуации господин Бобров на того разухабистого губернатора, который окунал своих подчиненных в ледяную прорубь и заставлял петь хором: «Любо, братцы, любо». Егор некоторое время всматривался в экран монитора, щелкал по клавишам, а потом сказал:
— Пришлось оставить тебе один доллар на счёте, чтобы его не закрывать. Мало ли, вдруг опять разбогатеешь?
— Гаденыш ты, сука, руки бы были развязаны, я бы тебя задушил! — заорал Бобров, осознав, что его только что ограбили, украли у него все, что он так терпеливо копил на обеспеченную старость.
Поток ругательств прервал удар пистолетом по затылку. Бобров обмяк, Егор вытолкал его из машины, отстегнул наручники и уехал в даль светлую…
Губернатор очнулся, когда уже стемнело. Он с трудом осознал, где находится, голова его трещала, и сильно тошнило. Бобров сел на мокрую траву и вспомнил, что теперь он нищий, преследуемый бродяга. Его обокрал и унизил сын его бывшего, к несчастью, покойного друга, того человека, которого он всего-навсего хотел проучить. Как жестоко и несправедливо обошлась с ним судьба!
Бобров поднялся на ноги и проверил карманы. Все было цело — бумажник, карточка, фотографии, поддельный заграничный паспорт с фотографией Боброва, только на имя некоего Кузнецова Юрия Ивановича. С этим паспортом Бобров хотел не узнанным покинуть Россию. На это же имя им был открыт и счет в банке, где теперь остался всего один доллар. Бобров завыл от досады, вышел с проселочной дороги на трассу и направил свои стопы по ней в надежде поймать попутную машину. Было уже темно, и редкие автомобили безучастно проносились мимо голосующего Боброва. Ни одна не останавливалась. Губернатор не знал, в какую сторону идти, становилось прохладно, он брел по дороге, прошло около часа, но так ни одна машина и не затормозила. И вдруг — о, удача! — около него затормозила старая ржавая иномарка, из которой грохотала музыка. Бобров бросился к водителю.
— Товарищ, мне надо в город, — обрадованный такой удаче, воскликнул он, — подвезёте?
Толстомордый водитель нагло высунул свою небритую, грязную, пахнущую алкоголем и чесноком физиономию в окошко машины и гаркнул двусмысленно:
— Отвезём, толстячок, отвезём! Погоди немного!
Задние двери машины громко хлопнули, и из них показались две дюжие, в красном ореоле заката зловещие фигуры, которые угрожающе двинулись в направлении Боброва. Недоброжелательные намерения их не вызывали сомнений у губернатора, который давно не путешествовал в одиночку. Кроме того, эти намерения подчеркивали большие бейсбольные биты, которыми силуэты многозначительно покачивали. Бобров понял, что сейчас его будут бить, и, развернувшись, бросился наутек. Но через мгновение после старта его предательски настиг удар тяжелой палкой по спине между лопаток. Губернатор задохнулся от боли и, падая, завопил:
— Я… губе… натер… края…
Ответом ему был нестройный и зловещий хохот. Его тут же ударили под ребра тяжёлым сапогом, скинув на обочину. Из машины выскочили ещё двое, кроме тех, что уже пинали Боброва, и они вместе еще долго-долго били его по почкам до тех пор, пока он не потерял способность передвигаться. Затем злоумышленники раздели Боброва до трусов, отобрали часы «Ролекс», все, что оставалось в карманах, взяли даже туфли и носки, а самого Боброва скинули в кювет, кинув ему в качестве одежды кусок рогожи.
В кювете Бобров пролежал почти до утра. Он не мог передвигаться и мелко дрожал, укрывшись ветхой тканью. С восходом солнца он отогрелся, но по-прежнему передвигаться не мог. К полудню он отлежался и увидел, что бандиты выбросили в грязь его паспорт на фамилию Кузнецова. Губернатор подобрал его и сунул за резинку трусов. Грязный и окровавленный, босой, покрытый тряпьем Бобров двинулся по дороге. Он попытался взывать к милосердию людей и останавливать проезжающие машины. Но никто не хотел оказать помощи грязному, полуголому, окровавленному старику, укрытому ветхой тряпкой. Наконец губернатор заметил, что по трассе навстречу ему мчится автомобиль ГИБДД. Бобров, собрав последние силы, выскочил ему наперерез.
— Помогите! — завопил он. — Меня ограбили!
Гибэдэдэшный автомобиль резко затормозил. Машину занесло, она едва не сбила Боброва. Из автомобиля выскочил разгневанный водитель и, подбежав, с ходу, не разбираясь, в чем дело, залепил Боброву в зубы.
—Куда ты, рожа бомжовская, лезешь? — заорал он. — Из-за тебя, отброса, я в тюрьму садиться не хочу!
—Я губернатор области Иван Петрович Бобров, — процедил Иван Петрович, выплёвывая выбитый зуб, — меня ограбили. Мне срочно нужно в город!
Милиционер с ловкостью фокусника выдернул из трусов Боброва заграничный паспорт и просчитал по слогам:
— Кузнецов Юрий Иванович. Ах ты, рожа протокольная, ты ещё и врёшь мне!
И снова милиционер ударил Боброва, но уже носком сапога под колено, отчего несчастный губернатор завалился на дорогу. Можете представить всю бездну падения Боброва! Еще только вчера эти гибэдэ-дэшники вытягивались в струнку, когда его машина проезжала мимо, а он их в упор не видел. Теперь же они избивают его, глумятся над ним. Бобров заплакал от боли и обиды. Отбитые почки дали о себе знать, и он обмочился.
—Ты чего не видишь, сержант, — закричал из машины второй милиционер, — это же стопроцентный клиент психушки. Давай волоки его сюда, отвезем по назначению.
—Да ну его, пусть валяется, — сказал в ответ сержант, — он нам машину всю изгадит.
—Сдохнет ведь, — крикнул милиционер, который был явно старше по званию, — тащи, повезём!
—Одним куском говна больше, одним меньше, — пробормотал сержант.
Как оскорбительно и жутко было высокопоставленному чиновнику, лежащему в луже собственной мочи, слышать эти слова. Ещё вчера он мог бы одним движением пальца сделать из этого сержанта пустое место, а сейчас…