Месть сурка
Шрифт:
Свободное время в школе Дункан просвещал изучению библиотечного фонда. Его интересовали книги, которые невозможно найти в свободном доступе. Как у любого преподавателя у него есть право не только пользоваться Запретной секцией, но выдавать туда разрешение студентам.
Он истово искал информацию по обретению магии маглами и сквибами. Ему не верилось, что за тысячелетия существования волшебников никто не пытался сделать чего-то подобного.
Так он узнал о том, что в древности ещё до нашей эры с целью быстрого создания идеального воина и привития магии простым людям были созданы вирусы ликантропии
Ещё одним примером привития магии обычным людям являются дементоры, которых Герпий Злостный — величайший тёмный маг, каким-то образом создавал из похищенных им моряков.
Все авторы прочитанных фолиантов делали однозначный вывод: способность к магии является врождённой. Она или есть, или её нет: человека, лишённого способности к магии, невозможно научить колдовать.
Одним своим существованием неодаренные шаманы опровергают данное утверждение. Но чистые шаманы без волшебного дара чрезвычайная редкость. Необходимо долго тренировать астральную силу, чтобы что-то получалось или должно произойти нечто экстраординарное вроде превращения в перевёртыша из ликана. К тому же следует учитывать, что чистый шаман пользуется для сотворения заклинаний астральной силой и костылями, а волшебники используют магию.
Ещё одним отличием между астральной силой и магией является то, что магические способности могут временно или навсегда покинуть волшебника в результате сильных переживаний, стресса или депрессии. Астральная сила всегда остаётся с шаманом. Насколько он её натренировал — такой она и будет. Она не убавится, даже если долгое время ею не пользоваться. С магией то же самое. Волшебник колдует одинаково мощно что в детстве, что во взрослой жизни, что в старости. Лишь приобретается или теряется опыт и мастерство. То есть нельзя эти две высокие материи сравнивать с мышцами, которые без тренировок идут на убыль. Но и тут есть исключения. У перевёртышей мышцы не деградируют и не атрофируются. Из этого следует, что их тело отчасти имеет магическую или астральную природу.
Дункан ничуть не расстроился тому, что не может стать волшебником. Он лишь больше убедился в правильности своего пути. Пускай медленно, но он будет обрастать сверхспособностями, и василиск станет очередной ступенькой в этом росте.
***
21 апреля 1981 год. Окраина Хогсмида.
Джессика Олливандер устало рухнула на диван в алхимической лаборатории, обставленной самым совершенным оборудованием для алхимиков и зельеваров.
За два месяца она похудела на восемь килограммов.
Одета она была в белый медицинский костюм на голое тело, которым пользуются магловские хирурги. Одежда насквозь пропиталась потом. Девушка дышала как загнанная лошадь.
— Мордред! Наконец, этот кошмар закончился!
Дункан аккуратно, словно величайшую драгоценность, вынул из центра пентаграммы красный солевой кристалл размером с кулак. Своими неровными гранями и цветом он напоминал крупный необработанный рубин.
— Спасибо, милая. Ты великолепно потрудилась.
— Всего лишь великолепно? Да я чуть к Хель на постой не отбыла! Круглые сутки в этой осточертевшей лаборатории торчала. Последние дни вообще лишь на зельях держалась. Два месяца, Дункан. Слышишь? Целых два месяца я вертелась, как рабочая пчёлка! Надеюсь, что хотя бы сейчас ты скажешь, ради чего всё это? Что за ерунду я сделала?!
— Философский камень.
— Ха-ха! — иронично усмехнулась она. — Я серьёзно. Если ты не скажешь, клянусь, я тебе свою палочку засуну так глубоко, аж до самых гланд!
— Я и говорю — философский камень.
— Дункан, хватит заливать мне в уши елейную смазку! — взорвалась негодованием Джессика. Лицо раскраснелось, брови нахмурены, рука тянется за палочкой.
— Я не шучу. Джесс, это философский камень. Ты его сделала своими руками.
— Кто-то сейчас дошутится, — разъяренной кошкой прошипела она.
— Мя? — заглянул в лабораторию Кошкотун. В переводе с кошачьего это означает: «Что за шум, а драки нет?». Махнув хвостом, он развернулся и напоследок протяжно выдал: — Мяу-у… «А, у вас брачные игры. Я пошёл заниматься наиважнейшими кошачьими делами, без которых вселенная рухнет в бездну — дальше спать».
— Джесс, это на самом деле настоящий философский камень!
— Дункан, ну пожалуйста, скажи правду, — устало опустила она руку, прекратив тянуться за палочкой. — Хочешь, я тебе массаж сделаю? Завтра. Сегодня мне бы до кровати доползти.
— Ты слышала правду. Думаешь, почему такая секретность?
— Да ладно! Откуда бы у тебя взялся рецепт философского камня?
— От сына Фламеля.
— У него разве есть дети? Дункан, ты точно не шутишь?
— Почему все думают, что Фламели бездетные? Они живые люди, вечно молодые и здоровые. Я знаю об одном их ребёнке, которому сейчас сто двадцать лет, но уверен, что детей у них больше.
— Постой… — взор Джессики замер на красном камне в его руке. Брови поползли вверх, в результате чего на лбу появились продольные морщины, глаза расширились и округлились. — Хочешь сказать, что это…
— Да, именно он.
— Э-э… — приоткрытый рот девушки принял овальную форму.
— Джесс, знакомься. Камень. Философский. Из него можно сделать Эликсир молодости. Рецепт у меня есть.
У волшебницы нервно задергалось левое веко.
— ДУ-У-УНКАН!
— Я всю жизнь Дункан. Ты разве не рада? Мы будем жить вечно… Или пока не погибнем мучительной смертью, но это неточно.
— Неточно? — прошипела разъярённая ведьма. — А сразу ты не мог мне сказать? Я бы…
— Не мог. Ты бы не поверила и могла отказаться «заниматься ерундой». А так у нас есть самая большая ценность волшебников.
— Но почему ты говоришь про мучительную смерть? — устало опустились плечи Джессики. У неё не осталось сил удивляться. Эмоции словно выключило рубильником.
— А как иначе? За всеми владельцами философского камня рано или поздно начинается охота. Появятся дети — захочется, чтобы и они жили долго. У них тоже родятся дети. И где-то на этом этапе наверняка произойдёт утечка. Это при условии, что мы сами никому не расскажем и нигде не проколемся.
***
Наступило лето, вместе с ним пришла пора экзаменов. Альбус Дамблдор вот уже четвёртый день вздрагивал от выстрелов магловского оружия и взрывов гранат. Ему невольно вспоминались сороковые годы. Пусть его лично война коснулась лишь краешком, но воспоминания о ней остались с ним на всю жизнь.