Месть в домино
Шрифт:
Не надо так на меня смотреть, старший инспектор, я не удаляюсь от темы, а напротив, приближаюсь к ней со страшной скоростью. Именно со страшной, она меня пугает, я не думал… то есть, думал, конечно, что в современности что-то изменится, если переместиться с одной исторической ветви на другую… но не… Ладно, я опять сбился…
Я сделал работу — квантовомеханический расчет, сплошные формулы — об обратных ветвлениях и о возможности склеек нашего настоящего с теми ветвями Многомирия, которые находятся относительно нас в прошлом или будущем. Доказал, что это процесс симметричный и что существует определенные критерии, позволяющие выбирать ветвления не будущего, а прошлого… Выбирать историю, иными словами. Проблема не в том, оказывается, как это сделать — тут все очень просто, поскольку выбор может быть даже мысленным, ведь ту или иную ветвь выбирает
Я доложил о расчетах на семинаре, кое-что Вайнберг заставил меня переделать, там были неустойчивости в матричном… Неважно. Совместная наша статья вышла в «Physics Letters» прошлой осенью. Вы ее читали, мистер… майор Фридхолм? Действительно? От начала до конца? Понимаю, только резюме. Но идею ухватили? Идея именно в этом и заключалась: можно менять историю, делая свой выбор сегодня — совершенно определенным образом, конечно, а каким именно, следует из квантовомеханических расчетов, методику которых мы с Вайнбергом излагали в статье. После той публикации я стал думать об эксперименте. «Суха, мой друг, теория везде, но пышно зеленеет жизни древо»… Формулы не убеждают так, как результат прямого опыта — вот, мол, глядите, это так на самом деле. Может, я бы действительно занялся расследованием смерти Сталина? Это публичный момент, всем интересно. Расследованием? Нет, это неправильное слово в данном контексте — не расследованием, а именно изменением, точнее — переводом исторических стрелок на ту ветку, в которой… Кстати, я некоторое время об этом думал — на какую ветвь перетащить свое сознание: на ту, где Сталина убили, или на ту, где он, извините, сам сдох, как собака.
А тут Тома… Тамара Беляева сказала, что маэстро Лорд с госпожой дель Сесто решили к юбилею первой постановки «Бал-маскарада» поставить эту оперу в ее первоначальном виде. Так, как задумывал Верди. Сначала опера называлась «Густав III», и речь шла об убийстве шведского короля в 1792 году. Сомма начал писать либретто, взяв за основу пьесу Скриба, но… В это время Орсини совершил покушение на Наполеона III, и показать на сцене, как убивают монарха, оказалось решительно невозможно. Верди пришлось перенести действие в Бостон, был большой скандал, не стану вам сейчас рассказывать, все это есть в тех файлах, что на диске — Арчи ведь сделал вам копию, майор?
Все кончиось тем, что оперу назвали «Бал-маскарад», и премьера состоялась не в Неаполе, а в Риме. Полтора столетия опера шла в том виде, как ее показали на римской премьере, но ведь и другая партитура, «Густав III», тоже существовала! Маэстро Лорд решил поставить именно этот вариант оперы. Тома получила в новой постановке роль Амелии. Тогда мне и пришло в голову: вот случай, который мне нужен! Рассчитать обратное ветвление таким образом, чтобы нашим прошлым — таким прошлым, в которое верят все историки, — оказалась ветвь, в которой скандала не произошло, цензор разрешил поставить оперу в Неаполе, и именно эта первоначальная версия стала канонической, а другая — «Бал-маскарад» — осталась, как вариант. Есть же у Верди два варианта «Дон Карлоса», оба ставятся в оперных театрах, и два варианта «Ломбардцев», второй известен под названием «Иерусалим»… Ну, так стало бы и два равноправных варианта «Густава» — и это воспринималось бы всеми так же естественно, как восход солнца.
Не так уж на самом деле сложно посчитать это квантовомеханически — начальные условия известны, это главное. Я хотел успеть к премьере, чтобы… Честно говоря, я не подумал о том, что если версия «Густава» станет общепринятой, то исчезнет очарование нынешней бостонской постановки. Она была оригинальной, о ней писали музыкальные газеты, а если бы все изменилось… Еще одна, юбилейная, постановка, ничего особенного. Но я об этом не подумал.
Что? Да, как потом оказалось, я не учел многого. Например, того, что в двух театрах практически одновременно будет звучат почти одинаковая музыка… Но я и не мог учесть всего, что в принципе возможно! Всегда существует множество второстепенных параметров, которые отбрасываешь, полагая незначительными. Всякая физическая модель — это упрощение реальности. Иначе наука вообще не могла бы развиваться!
Да, и еще склейки. В любой модели ветвящегося мироздания события или предметы могут, в принципе, переместиться на время с одной ветви на другую, а потом обратно, возникают затухающие исторические волны. Представьте, что в реку падают две ветки дерева, течение то прижимает их друг к другу, то разводит в стороны, а потом обратно. На физическом языке такое явление называется склейкой. Будто действительно на какое-то время — короткое или длительное — склеиваются две реальности. Две или больше… Рассчитать склейки на нынешнем уровне развития квантовой теории Многомирия… Это все равно, что попросить Ньютона решить задачу трех тел.
Ну откуда мне было знать о том, что среди первых исполнителей… Простите, об этом вам вообще ничего не известно? Что? Да, на том диске, что записал Арчи, это есть. Мы… точнее, Арчи Бреннер, он компьютерный гений, а я всего лишь обычный пользователь… он раскопал это в архиве музея Римской оперы. И знаете, я не уверен в том, что если бы выступил на семинаре не в день прогона в Лирической опере, а на неделю раньше, то такие документы там оказались бы. Ну, как бы то ни было… Любовный треугольник, кто бы мог подумать! Конечно, в театральной среде это явление заурядное. Тенор влюблен в примадонну, она отвечает взаимностью, но тут встревает баритон, а примадонна, ко всему прочему, оказывается замужем, но скрывает это от обоих поклонников… Страсти накаляются, и доходит до того, что прямо на премьере Ренато, его пел Джиральдони, достает нож — настоящий, не бутафорский, — и убивает Ричарда… соперника своего, тенора Фраскини…
То есть, убил бы, наверно, и сорвал бы премьеру, а сам оказался бы на виселице. Могу представить, какой это был бы скандал, и как это отразилось бы на творчестве Верди. Наверняка существует в Многомирии ветвь, на которой все так и произошло, но в нашем-то случае получилось иначе!
Доклад мой на семинаре назначен был на тот час, когда в Лирической опере шел прогон «Густава». Я рассказал о методике, показал расчет ветвления, то есть, по сути, у всех на глазах выбрал ту реальность, в которой история оперы оказалась иной, не той, что была до моего доклада. Я хотел…
Черт возьми, сейчас я понимаю, что все на самом деле гораздо сложнее! Мне и в голову не приходило… Это… Господи, как все оказалось ужасно… Эти склейки… Вторичные процессы, которые исключаешь из расчета, потому что иначе расчет становится попросту невозможен… А они, эти склейки… Они сразу растут, как снежный ком! Но вы должны понять: я не знал! Я ничего не знал в тот вечер о том, что Фраскини влюблен в Жюльен-Дежан, а Джиральдони готов зарезать соперника, и это еще ничего, ну и зарезал бы, и сорвал бы премьеру, но там возникли и другие склейки, вся эта ветвь… Не знаю, может, это всегда так — когда пытаешься устроить обратное ветвление, то в истории возникает столько склеек, что летят все расчеты? В общем, насколько я понял из дневниковых записей Верди, найденных в архиве уже не Римского театра «Аполло», а в Неаполитанском музее оперы, произошел конфликт между Верди и Сомма, либреттистом… То есть, известно, конечно, что Сомма отказался ставить свое имя на афише. Считалось: причина в том, что он протестовал против изменений в либретто, которые требовал Верди. Он был против того, чтобы переносить действие в Бостон. А оказалось… Главным был другой конфликт: Верди получал от Сомма письма с текстами, которые тот, как утверждает, не писал! Они долгое время конфликтовали. Это сейчас я понимаю, что, когда произвел обратное ветвление, стали возникать склейки, много склеек… Тексты, написанные тем же Сомма в одной ветви Многомирия, оказывались в другой. И удар ножом, нанесенный Джиральдони…
Что? Да, в том-то и дело. Майор Фридхолм меня понял, да, я вижу, а вы, старший инспектор? Нет? Майор… Совершенно верно, все так и произошло! Да, сложная склейка реальностей, если бы я даже сильно захотел, все равно не смог бы не только рассчитать, но даже предвидеть. Мой звонок в Стокгольм — как получилось, что звонил я утром, и майор получил звонок утром, несмотря на разницу во времени? Возможно, физическая одновременность возникает, как результат склейки? Это тоже надо проверить расчетами. Или другая слейка — когда Стефаниос пел на премьере песенку Густава. Он не брал верхнее соль — вы же были рядом, старший инспектор, когда я говорил с Лордом! Но все слышали эту ноту. Скорее всего, это был голос Фраскини — полтора столетия спустя!