Место, где живут розовые пони
Шрифт:
Знаки, подсказки судьбы – кто-то намеренно выискивает их, боясь принять неверное решение, кто-то упорно не замечает стоящего на его пути бегемота с жирной жёлтой стрелкой, нарисованной на покатом боку и указывающей правильное направление.
Не считаю, что когда-либо относилась к одному из этих лагерей. Замечала, конечно, что такое случается, но склонна была списывать это на совпадения. Зацепилась карманом плаща за ручку двери и не попала в лифт, который минутой позднее завис между этажами, не желая ехать ни вверх, ни вниз – ну повезло. Что-то типа этого. Но однажды всё изменилось.
В тот памятный день я получила телеграмму от бабушки, что само по себе уже было странно. Бабушка предпочитала писать электронные письма и то очень редко. Как и многие люди в её возрасте, Татьяна Валерьевна боялась стать обузой, поэтому все проблемы решала сама.
Хотя ехать от города до посёлка, где она жила, было всего пара часов, женщина редко обращалась ко мне за помощью. На вопрос, приехать ли на выходные, неизменно восклицала, что тебе, молодой девушке, делать в сонном пригороде?! Ей казалось, что жизнь большого города намного интереснее, что общения здесь больше, так же как и шансов познакомиться с подходящим человеком. Да, в вопросе замужества, моя бабуля не отличалась от остальных заботливых прародительниц, мечтающих о правнуках и тайно вяжущих долгими зимними вечерами крошечные носочки.
И вот я получила телеграмму. Странно, я думала их никто уже не отправляет. Да и телефон у бабушки был, я ей его ещё в прошлом году подарила. Правда, она так и не научилась им толком пользоваться.
Стоя посреди офиса с бланком телеграммы, который был заполнен неаккуратным размашистым почерком, я снова и снова перечитывала слова. А их было всего два: срочно и приезжай.
От мысли, что с моей бабушкой могло стрястись что-то серьёзное, желудок мгновенно скрутило спазмом. Я поморщилась и, достав телефон из кармана пиджака, попробовала дозвониться. Но кроме тишины, ничего не услышала. Скорее всего, телефон снова лежит в каком-нибудь ящике в компании спиц, бусин, пуговиц и старых упаковок парацетамола, позабытый и разряженный.
Я потёрла лоб, пытаясь сообразить, что делать дальше? Вариантов нашлось немного, а точнее, всего один. Нужно было ехать и немедленно.
Метнувшись к своему столу, выключила компьютер и, сунув папки с проектом, над которым работала, в сумку, побежала к выходу, в уме прикидывая, успеваю ли на вечерний рейсовый автобус.
Вспомнив, что в издательстве есть начальство, затормозила у кабинета главного редактора. Постучала и толкнула дверь.
– София? Уже закончила? – оторвавшись от монитора, удивленно спросила Виктория.
– Вы о книге? Нет, закончу за выходные, – пообещала я. – Но мне нужно уйти пораньше. Поработаю дома.
Пришлось соврать. Виктория Александровна больше всего ненавидела семейные проблемы, отвлекающие её рабочих от дела. И главной моей заслугой считала как раз то, что у меня этой самой семьи не было. Бабушку, живущую в далёком, а значит, почти несуществующем Кашпире, она в расчёт не брала.
– Дома, так дома, – не упустив возможность просканировать меня своим фирменным подозрительным взглядом, протянула Виктория, – Но, имей ввиду, законченный макет обложки в понедельник утром должен лежать у меня на столе. Поняла, Смирнова? Не позднее…
– Да, хорошо, я поняла, – оставив кабинет главного редактора где-то далеко позади, я уже мчалась к выходу. Я должна была успеть на автобус.
Автобус был жёлтым, слегка потёртым. Прямоугольные белёсые окна грустно смотрели на залитый вывесками и огнями пригородный вокзал Самары.
Бодро взлетев по ступенькам, показала водителю вырванный из рук кассирши всего за пару минут до отправления билет.
В салоне, пахнущем пылью, почти никого не было: пара пожилых женщин с корзинами рассады и мужчина в очках со сложенным велосипедом, который он придерживал коленками.
Я прошла в самый конец автобуса и села в кресло у окна. Положила на колени сумку, достала телефон и снова попыталась дозвониться до бабули. Но результат был прежним – вязкая гулкая тишина.
Едва дверь автобуса закрылась, а сам он тронулся, покидая пригретое у посадочной платформы место, пошёл дождь. Мелкий, серый. На сердце, и без того съедаемом беспокойством, стало ещё тяжелее.
Я попыталась отвлечься. Достала из сумки папку с набросками. Из кипы листов выудила тот, на котором был собран список пожеланий автора – пространное описание на тему, какой он видит свою книгу.
…Что-то романтичное с налётом старины и ветра.
Я попыталась не закатывать глаза. Всё-таки писатели – народ крайне специфичный, и работать с ними порой бывает ой как не просто, но если учесть, что я и сама художник, а значит, человек вдохновения, то это становится вдвойне тяжелее. Особенно когда этого самого вдохновения и нет.
Я отложила листок с пожеланиями и достала саму рукопись. На титульном листе крупными буквами значилось название романа – «Место, где живут розовые пони». Странное название для романа «с налётом старины и ветра».
Отбросив свои придирки, попыталась сосредоточиться на чтении. Но мысли постоянно перескакивали с места на место, и в конце концов я забросила это дело. Решила, что уже на месте, увидев бабушку, узнав, что с ней всё в порядке (я не позволяла себе даже думать, что могло случиться что-то серьёзное), успокоившись, сяду и поработаю. Тем более что я любила бабушкин дом и свою комнату в нём. Было в этом старом деревянном доме что-то сказочное. С бесконечными розами, высаженными в саду заботливыми бабушкиными руками, и ароматным травяным чаем, заваренным в пузатом фарфоровом чайнике.
Но этим планам не суждено было сбыться. Едва я сошла с автобуса, остановившегося у покосившегося столба с жёлтой табличкой «Кашпир», который ютился на обочине шоссе, проходящем мимо городка, и перебежала это самое шоссе, чтобы свернуть на дорогу, ведущую в посёлок, рядом со мной затормозила полицейская машина.
Дверь открылась. Из авто вывалился полицейский, грузный и широкоплечий, с квадратным лицом, спрятанным за большими чёрными очками. Он козырнул заученное движение и, не представившись, выдал: